Гаврила был в другом конце сада, но услышал свое имя и прибежал.

— Я есть Гаврила! Я есть радостный! Работа тум-тум! Сахарок хрум-хрум!

— Вот тебе сахарок, — сказал Шлоссер, протягивая Гавриле кусочек. — Надо врагам народа по кумполу настучать. Сможешь?

— Гаврила хороший! — затрепетал бывший инопланетянин. — Гаврила любит стучать плохой башка! Много башка — много сахарок!

— Вот видишь, — сказал Евстигнеев, — если что, Гаврила поможет. Против него не попрешь!

Инопланетянин счастливо улыбался, развалив безгубую пасть.

До дома Маланьи Эдик со товарищи добрались без особых приключений. Была, конечно, неприятность — на улице на них налетел местный пацан. Шефу отдавили мозоль, а Коляну расшибли нос. Это-то еще ничего, но кто-то въехал Эдику в челюсть, и он никак не мог припомнить кто.

По всему выходило, что это тот самый парень и есть. Братки на этот счет отмалчивались и отводили глаза.

— Ладно, — сказал Эдик, — посчитаемся. Я его запомнил. У меня знаешь какая память? Фотоаппарат! Раз увидел, и все. Кранты!

Братки деликатно покашливали и кивали головами: мол, конечно, а как же иначе?

Во дворе компанию встретил четвероногий петух. Увидев жуткую птицу, шеф вытянулся в струнку и замер.

— Ко? — спросил петух, требовательно глядя на братков.

Парни разинули рты, боясь пошевелиться.

— Шеф, он чего? — прошептал Серый.

— Ты че выступаешь? — набычился Эдик. — Козел пернатый! Мы тут живем, понял? Ща по клюву настучу!

— Кудак-так-так! — грозно выругался петух, и братки вздрогнули, как от удара электрическим током.

— Шеф, может, ты побазаришь с ним? — предложил Колян. — У тебя получается! А то эта… домой не пройти!

— Я с петухами не базарю. Сам базарь! — процедил Эдик. — У меня от его когтей до сих пор череп сморщенный. Ну вперед! Кому сказал?!

Колян напрягся, побагровел и смущенно оглянулся.

— Ну-у? — злобно поторопил его Эдик.

— Ага! Сейчас. Вот. Ко-о! Ко-ко-ко, — кокетливым голосом пропел Колян.

Петух насторожился.

— Ко-ко-ко… — продолжал заливаться Колян.

Петух потряс башкой и обошел парня кругом, словно не веря своим глазам.

— Куд-кудак? — спросил он, заглянув Коляну в глаза ошарашенным взглядом.

— Квох-квох-квох! — осмелел Колян, вдохновленный первым успехом. — Кво-ох! — повторил он и для убедительности захлопал руками по бедрам.

Петух попятился, затем тяжело осел в пыль и в ужасе закрыл голову крыльями.

— Здорово ты его! — возликовали братаны. — Надо же, как уболтал!

Шеф подозрительно посмотрел на Коляна:

— С каких это пор ты с петухами общий язык находишь?

— Шеф, не в том смысле! — испугался Колян.

— Ну-ну. Посмотрим, — процедил Эдик и первым вошел в избу.

Запах разваренных селедочных голов обрушился на него, как цунами. Эдик непроизвольно глотнул воздух и попятился назад, но сзади уже напирали.

Маланья стояла на пороге кухни, многообещающе помахивая половником, и улыбалась.

— Пришли, соколики! А я и ужин сготовила! Голодные небось? По глазам вижу, что голодные! А уж грязные… И кто вас так обтоптал?

— Никто! — буркнул шеф. — У вас тут обезьян с крыши пуляется!

— Ах вон что! — облегченно сказала Маланья. — А я-то было подумала… Значит, попали-таки под горячую лапу? А не ходи где не велено! Я предупреждала.

— Больше не будем, — пообещал Эдик, вспомнив наставления Лисипицина.

— Вот и не надо. А сейчас переодеваться и кушать. В темпе!

Парни умылись и почувствовали себя значительно лучше. После ужина настроение совсем поднялось, и Эдик вспомнил, что у главного механика есть летающая тарелка.

«Мне бы такую, — подумал он. — У Гиви вертолет, а у меня была бы тарелочка! Надо потолковать с этим лохом. Зачем она ему?»

— Ну друзья мои, — сказал Шлоссер, вытирая руки промасленной ветошью, — давайте мыться, ужинать и пойдем к Матильде. Слова словами, а традиции надо уважать! Просватаем как миленького!

— Я домой, — отказался Полумраков, — уже поздно. Моя там небось икру мечет.

— Смотря какую икру, — раздумчиво изрек Евстигнеев. — Если осетровую, то все не съедай, оставь нам.

— Какие мы остроумные! — озлился Полумраков. — Может, махнемся, а? Поживешь у меня недельку?

— Хватит трепаться, — сказал Шлоссер, — все всё понимают. Антонина, конечно, не сахар, но ты не беспокойся, я сам с ней поговорю.

— Ох и стесняюсь я, — снова заканючил Крян. — Она такая красавица, а меня по сравнению с ней и не видно!

— Ерунда, — сказал Евстигнеев и хлопнул его по спине. — Ты мужик что надо! А на наших харчах быстро веснаберешь. Она тебя будет салом кормить.

— Сало — это вкусно, — сразу же размечтался Крян. — я кушал, мне нравится!

— Тогда в чем дело? Прекрасная женщина, вкусное сало — что еще нужно настоящему мужчине?

— Сахарок, — добавил Крян, — сахарок!

— Будет тебе и сахарок, — пообещал Шлоссер, — это не проблема.

— Ребята, а может, вы без меня сходите, — опять захныкал Полумраков, — у Антонины на меня зуб!

— Отпустим ребенка? — предложил Евстигнеев. — А то как бы действительно не того…

— Ладно, — махнул рукой Шлоссер, — сами управимся. Иди.

Вместе с Полумраковым ушел и Костя, торопившийся засветло успеть в сторожку. Бродить по калиновскому лесу ночью было жутковато — запросто можно нарваться на какого-нибудь оголодавшего упыря. Конечно, справиться с ним несложно: дал по морде и пошел себе дальше, но кому нужны лишние проблемы? Что же касается Евстигнеева, Шлоссера и Кряна, то они быстренько навели марафет: Шлоссер надел добротный костюм, Кряна вырядили в спецназовский, совсем новенький комбинезон, один Евстигнеев остался в своих неизменных джинсах, заявив, что и так сойдет.

Матильда жила на окраине. Это была дородная старуха двухметрового роста с юношеским пушком над верхней губой. Именно дородность, а особенно пушок пленили Кряна и наполнили его пятикамерное сердце неземной любовью.

Матильде инопланетянин тоже приглянулся. Правда, она поначалу сомневалась, но соседка ей сказала:

— Ты не смотри, что он зеленый, зато не алкаш. И вон какой длинный! Если ты его откормишь, мужик будет хоть куда!

И Матильда перестала колебаться.

По дороге Евстигнеев несколько раз останавливался, чтобы переложить камень чудес из одного кармана в другой. Он уже жалел, что взял у Кости волшебную вещь, но обстоятельства заставляли это сделать.