– Ступай в дом, Даша, довольно прохлаждаться, – сказала она подскочившей при ее приближении горничной. Говорила Эйвазова хоть и мягко, но возражения ее тон не допускал.

Девушка поспешно присела в книксене, вынула ребенка из люльки и, прижимая его к себе, немедленно ушла. От меня не укрылось, что Натали отвлеклась от игры и наблюдала за этой сценой с недовольством. Кажется, она даже хотела возразить Лизавете Тихоновне, но, видимо, вспомнила, что обещала быть к ней снисходительней, и сдержалась.

Провожая Дашу взглядом, Эйвазова заговорила со мной:

– Вы не завтракали с нами, Лидия, должно быть, теперь голодны. Отчего не идете к столу?

– Благодарю, но я позавтракала на кухне перед прогулкой, – солгала я.

– Если вас беспокоит присутствие Евгения Ивановича, – не слушала меня Лизавета Тихоновна, – то он сказал мне, что намерен играть в леток с Наташей и Андреем Федоровичем.

Я проследила, как Ильицкий действительно поднялся из-за стола и, перебросив сюртук через плечо, направился к дому и не глядя на играющих.

– Боюсь, Евгений Иванович передумал играть, – отозвалась я, не сдержав улыбки.

Эйвазова немедленно обернулась на него и даже, кажется, хотела остановить, но ее опередил Андрей:

– Женя! – крикнул он, пытаясь вручить ему свою ракетку, – Женя, твоя очаровательная кузина превзошла своего учителя – я совершенно выдохся.

Ильицкий мрачно взглянул на него, потом на Натали и буркнул:

– Я не умею играть.

– Раньше ты играл весьма недурно, – хмыкнул Андрей.

– Я разучился.

– А я как раз умею! – подскочил к ним князь Орлов. – Наталья Максимовна, я, правда, не очень хорошо играю, можно сказать, совсем плохо, к тому же я левша, но…

– Нет-нет, благодарю, Михаил Александрович, – недослушала его моя подруга и бросила ракетку в траву, – я тоже ужасно устала… с непривычки, наверное. Теперь я хочу выпить лимонада. У меня идея: пойдемте все пить лимонад!

С этими словами она взяла под руку с одной стороны Андрея, с другой Ильицкого, и все они двинулись к столу. Пришлось к сему процессу – питию лимонада – присоединиться и мне.

– О, – сказала вдруг Лизавета Тихоновна, отпив немного из стакана, – Михаил Александрович, да у вас орден на груди! Как я раньше не замечала… Это ведь «Святая Анна»? За боевые заслуги, должно быть?

Князь отчего-то покраснел и попытался встать так, чтобы орден был не виден.

– Да, – выдавил он, – но, право, этот орден всего лишь третьей степени, и награждали им почти всех офицеров в нашей части…

– Так вы тоже были на войне? Как Женя? – живо обернулась к нему Натали.

В ее глазах даже появился интерес к персоне князя – именно на это и рассчитывала, очевидно, ее мачеха. О том, что Ильицкий участвовал в русско-турецкой войне, рассказала Натали я. Под большим секретом и, взяв с нее слово, что поднимать эту тему она нигде и никогда не станет.

– Да… – снова выдавил князь, краснея еще больше. – Нам с Андреем все же довелось побывать на Балканах, но уверяю вас, я не сделал совершенно ничего примечательного, вот Андрей – другое дело, его наградили орденом Святого Георгия18! И Женю тоже – Жене даже пожаловали золотое оружие «За храбрость»!

– Это правда?! – Натали забыла о князе и с восторгом повернулась к кузену.

– Да, Наташа, это правда, – неохотно подтвердил Ильицкий.

Я в этот момент хотела было заметить, что Андрею с Мишей для этого даже академию бросать не пришлось, но сдержалась. Натали же, поняв, что подробностей от кузена не дождется, перевела взгляд на Андрея:

– Как здорово! А за что вам пожаловали орден, Андрей Федорович?

По всему было видно, что и Андрею не слишком хотелось обсуждать это, но так как воспитан он был гораздо лучше Ильицкого, то все же пояснил кратко:

– Мы стали свидетелями того, как десяток солдат попали в окружение. Нужно было действовать быстро, и Евгений подбил меня и еще нескольких офицеров прорвать окружение и вывести их. Что мы, собственно, и сделали, а командование сочло, что это геройский поступок.

– Так вы рисковали жизнью ради простых солдат? – изумилась Натали, глядя на Андрея с уже не скрываемым обожанием.

– А что такого в том, чтобы рисковать жизнью ради солдат? – мрачно спросил Ильицкий.

– Я просто хотела сказать, что это действительно очень героический поступок! Очень мало кто из офицеров на такое бы решился, я уверена!

– Что-то погода портится, я, пожалуй, вернусь в дом… – молвила Лизавета Тихоновна устало, но ее ухода даже никто не заметил.

– Знаешь, что меня больше всего удивляет в современной молодежи, Наташа? – продолжал Ильицкий со злой ухмылкой. – Что вы беретесь судить о вещах, в которых ровным счетом ничего не смыслите. Ты понимаешь, дорогая кузина, что только что оскорбила всех российских офицеров вместе взятых?

На Натали было жалко смотреть во время этой тирады: мне казалось, что еще одно слово Ильицкого, и губы ее задрожат, и она расплачется.

И я опять не сдержалась.

– Евгений Иванович, – заговорила я, пытаясь не показывать, как я не выношу этого человека, – никто из присутствующих здесь не сомневается, что у вас знаний о жизни больше, чем у восемнадцатилетней девицы, ведь вы напоминаете об этом при каждом удобном случае. Но поступок ваш действительно скорее исключение из правил, потому что в России никогда не ценили солдат, использовали их как пушечное мясо. Кто из ваших полководцев сказал «Мужиков бабы ещё нарожают, а за лошадей золотом плачено!» – Апраксин, кажется? Но преподносилось это всегда в России как безграничная храбрость русского солдата, будто у этого солдата и правда с рождения была единственная цель – умереть где-нибудь… при обороне Севастополя19 или в очередной русско-турецкой войне из-за того только, что российскому императору захотелось в очередной раз расширить границы.

– Если уж вы сами затронули Крымскую войну, то я смею напомнить, что в тот раз и речи не шло о расширении границ – Россия лишь оборонялась: защищала свои же земли, свой флот и своих братьев по вере.

– Да, защищала братьев по вере… Россия всегда желала освободить христианские народы Балкан от власти Османской империи – что, быть может, и можно было бы назвать благородным, если бы не очевидна была подоплека – желание захватить контроль над Черноморскими проливами.