— Ба, герр фон Хиппель, что вы тут делаете, друг мой? — Дитер обнялся со старым товарищем своего отца.

— Раньше был просто «дядюшка Тедди», — рассмеялся пожилой мужчина в форме гауптмана инженерных войск. — О, да я гляжу, ты «Железный крест» получил? Молодец, молодец. Наслышан о геройстве горных стрелков под Мерзифоном. Тяжелый был бой? Прости, что спрашиваю, мой мальчик, но от штабов я далек, а в газетах… Ну ты же знаешь, что там не напишут всю правду.

— Непросто пришлось, — чуть посмурнев, ответил фон Берне. — Большую часть батальона повыкосило. Сам просто чудом без царапины обошелся. Да, наверное, не сложнее, чем вам в Восточной Африке, в Великую Войну, надо полагать.

— Да, — крякнул гауптман, припомнив свою службу под командованием фон Леттова-Форбека. — Война там была… своеобразная. Ты никуда не торопишься, Дитер? Посидели бы в кафе, рассказал бы старику подробности.

— Так-таки уж и старику, — рассмеялся фон Берне. — Не рановато ли вы себя списываете? Снова в строю, как я вижу. И — нет, я никуда не спешу, да и самое время чем-нибудь перекусить. С радостью пообщаюсь с вами, герр Хиппель.

— Ну вот и славно, — улыбнулся гауптман. — Здесь за углом, если помнишь, делают замечательный кофе.

Господа офицеры неторопливо направились в кафе, продолжая беседу.

— Я вижу, вы оставили пехоту ради инженерных войск? — поинтересовался, между прочим, оберлейтенант, когда они заняли столики и сделали заказ.

— Что делать? Кому-то надо и этим заниматься, — ответил Теодор фон Хиппель. — Принял восьмисотый строительно-учебный батальон особого назначения. Нас, кстати, тут расквартировали. Ну да что обо мне? Я-то все по тылам. Лучше расскажи, как там, в Турции? Накостыляем Новой Антанте? Расквасим им нос до юшки кровавой, как полагаешь?

— Судьба войны решится не там, — покачал головой фон Берне. — Плацдармы для атаки на Сирию и Египет потеряны, после нашего разгрома Турция разрезана надвое…

— Фу-фу-фу, так уж и «разгрома», — хмыкнул гауптман.

— Разгрома, — твердо ответил Дитер. — Приди русские минут на десять позже, мы бы с вами сейчас не разговаривали. Да и то, что пришло… Признаюсь честно, я не считаю японцев столь уж хорошими вояками, но после более чем убедительной победы русских под Халхин-Голом предполагал, что у них современная армия, чего-то стоящая. Финляндия — ну, возможно, там очень тяжелые условия для наступления, не знаю, если честно. Может, Советы просто никуда не спешат. Но, сказать по чести, та их техника, что я видал, никакой критики не выдерживает. Да, появление их танков заставило отойти англичан и дать отступить нам, но когда они снова пошли в атаку, русские горели, словно броня их была из фанеры. Их и румын выкинули за реку буквально в течении трех суток, при том, что просто маршировать до Кызылмурана бриттам было два дня. Не знаю, у меня было такое ощущение, что в бой шли вооруженные «Кюгельпанцеры» или Sd. Kfz.3. В лучшем случае — Sd. Kfz.13,[38]только с пушками. Да и то не все, большинство-то пулеметными и были.

Оберлейтенант покачал головой.

— Сдается мне, прислали вам не новейшую технику, Дитер, — пожал плечами фон Хиппель, — а те танки, которые для современной войны уже непригодны, а на метал отправлять жалко. Про «сухопутные линкоры» в монгольских степях даже в японских газетах уважительно отзывались.[39]

— Может быть, может быть, — ответил фон Берне. — Но ни одной «Матильды II» русские так и не подбили. А мы остановили парочку. Одну даже совсем мальчишка подбил, сын полка наш.

— Что-то я такое читал, — ответил гауптман. — Но, сказать по чести, полагал, что это очередная «правда» доктора Геббельса.

— Да нет, вполне реальный мальчик, официальный кандидат в горные стрелки, — улыбнулся Дитер. — Как раз в мою роту его и пристроили. Я-то сначала думал, что навязали обузу мне на шею, а он вон как отличился. Целое отделение лайми положил, а потом в упор умудрился застрелить танк. Так что в газетах врут только о том, что он фольксдойче. Мы его когда подобрали, он воды наглотался, хрипел как старая патефонная пластинка, вот и услышал наш знаток славянских наречий его имя как «Гейнц Гудериан».

— Да, чего только не бывает, — усмехнулся фон Хиппель. — Вон, такой же мальчишка, сын нашего дипломата в Анкаре, потерялся во время эвакуации посольства, так не только выбрался из вражеских тылов, а еще и привел с собой целый партизанский отряд из турок, в два десятка штыков. Как собрать и возглавить-то умудрился, один Бог знает.

— Да, читал. Вроде бы на их счету до полуроты лягушатников, — кивнул оберлейтенант. — Но тоже полагал, что это такая особая разновидность «правды» от нашего рейхсминистра образования.

На этом беседа практически прервалась, поскольку официант принес заказанную офицерами еду. Гауптман во время обеда был задумчив, и отвечал на редкие реплики фон Берне с некоторой задержкой, односложно и едва ли не невпопад. Наконец, когда с едой было покончено, фон Хиппель вернулся к прерванному разговору.

— Скажи, а вот этот мальчик в вашем полку, Гудериан, он тебе очень дорог?

— В каком смысле? — не понял фон Берне.

— Ну, ты не сильно расстроишься, если я заберу его к себе в батальон?

Ереван, штаб Отдельной Кавказской Армии.

11 апреля 1940 года, 10 часов 20 минут.

— Ну что, Константин Ксаверьевич, — обратился Яков Владимирович Смушкевич к крепкому, в самом расцвете лет мужчине со знаками различия комкорпуса в петлицах, чубатому, с открытым лицом и пронизывающим взглядом светлых, не то серых, не то светло-светло-зеленых, почти бесцветных глаз, — освоился уже на новой должности?

— Освоился, товарищ командарм второго ранга, — ответил тот. — Чего ж не освоиться? Солдаты в тридцать пятом и сорок девятом корпусах обстрелянные, да и командиров их, комбригов Кирпоноса и Москаленко, я хорошо знаю, так что никаких проблем не возникло. С комбригом Кузнецовым, из сто шестьдесят третьей мехдивизии, я, правда, по службе раньше не пересекался, но у меня он оставил самые благоприятные впечатления, как и личный состав его подразделения. Да и о его действиях в Карелии отзывы исключительно положительные. Так что, готовы на выдвижение в Турцию хоть сейчас, если авиация прикроет.