— В этом, товарищ Рокоссовский, можете не сомневаться, — усмехнулся Смушкевич. — Авиация поддержит. Как у вас налажено взаимодействие с Готом?

— С Готом не очень, — нахмурился комдив. — Командовать, паршивец, пытается, жар нашими руками загребать норовит.

— Ну, я думаю, — произнес находившийся здесь же, в кабинете командующего недавно сформированной армией, заместитель наркома обороны и начальник Главного политуправления Красной Армии, Лев Захарович Мехлис, — аппетиты наших немецких товарищей можно будет поумерить. Готу подчинены войска в Западной Турции, а командование советской Отдельной Кавказской, как и силами турецких союзников на востоке, возложено на вас, товарищ Мартинес.[40]Пускай товарищ Гот это учтет.

Северная Турция, западный берег реки Кызылмуран.

11 апреля 1940 г, 11 часов 17 минут.

— Мойше, скажи мне честно, как на духу, как одессит одесситу…

— Сеня, я с тебя удивляюсь. Ты таки действительно хочешь, чтобы я тебя честно послал куда подальше, как одессит одессита? Сэмен, я таки извиняюсь, но если я это сделаю, ты ж туда не дойдешь.

Два механика-водителя в званиях простых красноармейцев сидели на броне стоявшего в засаде Т-37А и рубали сало с луком. Весеннее турецкое солнышко припекало, противник не наблюдался, и сидеть в раскаленных коробках боевых машин у молодых людей не было ни малейшего желания.

— Мойше, ты меня обижаешь. Я уже дошел практически до ручки, а ты говоришь, что я не дойду куда подальше? Я дойду хоть до края земли, если хочу что-то узнать. Мойше, скажи, каким образом такой тихий еврейский мальчик с пальцами музыканта попал за рычаги управления этой дуры?

Красноармеец кивнул в сторону расположенного неподалеку Mk I, «Матильда».

— Сеня, если как на духу, то сам ты дура, а моя «Моталка», щоб ты знал, даст твоему водоплавающему уродцу сто очков форы. В последнем бою я в борт получил четыре снаряда и только немножечко оглох и попортил себе краску на корпусе.

— Чтобы всучить мне эту самую фору, твоей каракатице, на минуточку, надо меня еще догнать, а это тебе, Мойше, ни разу не угрожает. Но я все еще не слышу ответа на свой нескромный, но корректный вопрос!

— Сэмен, я с тебя потею. У меня мудрая еврейская мамочка, она знает что лучше для ее сына, и что еврей, если хочет быть честным пролетарием, а не контрой, может быть либо музыкантом, либо сапожником. Конечно же она отдала меня учиться скрипке ко Льву Аркадьевичу, или откуда у меня такие пальцы? Ты знаешь что такое скрипка, Сэмен? Знаешь ли ты, что такое заниматься на этом великом инструмэнте, когда соседские мальчишки гоняют в футбол или лапту, а ты в это время, как проклятый, извлекаешь из нее божественные мелодии? Нет, ты этого не знаешь, и не дай боже тебе этого знать. Конечно, когда в школе набирали учеников на курсы механизаторов и водителей трактора, я поговорил с кем надо и попал в трактористы по комсомольскому распределению. Мама, я извиняюсь, ничего не сказала, а причем довольно громко, но — ша, она у меня мудрая женщина. Когда на следующий день она ссорилась с нашей соседкой, тетей Симой, щоб ей быть такой здоровой, как я сейчас подумал, то пообещала, что я нечаянно задавлю всех недовольных своим трактором. Що ты думаешь? Тетя Сима на полчаса онемела! С тех пор мама точно знает, что еврей, если хочет быть честным пролетарием, а не контрой, может быть либо музыкантом, либо сапожником, либо трактористом.

— И що, ты уже больше не терзаешь нервы своей скрипкой соседям?

— Я их терзал всему совхозу «Красная Заря», где нас учили управлять трактором, и, скажу тебе, настолько успешно, что после демобилизации сразу и непременно женюсь на замечательной девушке Оксане, дочери главного инженера.

— И, я стесняюсь спросить, она симпатичная?

— Сэмен, скажу тебе положа руку на сердце и на карман с докумэнтами: настоящему музыканту там есть за что подержаться.

Из башни «Матильды» высунулся до пояса лейтенант-танкист. Он предупреждающе вскинул руку, призывая бойцов к молчанию, и с минуту во что-то напряженно вслушивался.

— Быстро по машинам, — наконец приказал он. — Кажись, англичане опять решили попробовать наш брод на зубок.

Стамбул, дворец Доламабахче.

11 апреля 1940 года, 12 часов 15 минут.

— … таким образом, на основе испытания различных вариантов окраски машин, командование Девятой авиабазы пришло к выводу, что наиболее оптимальной является окраска машин в коричневатый оттенок, получающийся при смешении красной и белой краски в пропорциях…

— Бог с ними, с пропорциями, — прервал Гот Келлера, делавшего доклад. — Краски нам хватает?

— Да, герр генерал-полковник, — ответил тот. — Хватает. Также положительный отзыв среди пилотов получило окрашивание капота белой краской. Командование базы также настоятельно рекомендует его применить.

— Ну и славно, — отозвался Гот. — Так и поступим. Подготовьте приказ о перекраске всех машин в цвет… Как, кстати, этот цвет правильно называется?

— Гуйно, — усмехнулся Павел Федорович Жигарев.

Ереван, штаб Отдельной Кавказской Армии.

12 апреля 1940 года, 09 часов 35 минут.

Главнокомандующий ВВС РККА, командарм 2-го ранга Яков Владимирович Смушкевич, лично прибывший на Кавказ для руководства военно-воздушными силами на этом важнейшем для СССР театре военных действий, задумчиво глядел на расшифровку радиограммы Верховного Главнокомандующего объединенными (хотя, после падения Самсуна, фактически разъединенными) войсками в Турции, Исмета Инёню.

— Да, ситуация, — задумчиво произнес он. — Если я в приказе отражу именно эту формулировку, то Мехлис такого приказа просто не поймет.

— С чувством юмора у него плохо, — согласился его заместитель, Локтионов. — Но изменить формулировку мы тоже не имеем права. Яков Владимирович, а у меня тут мысль родилась.

— Да? Интересно послушать.

— Лев Захарович ведь по-турецки ни бельмеса не понимает?

— Насколько я знаю, так оно и есть, — кивнул Смушкевич. — Ты, Александр Дмитриевич, предлагаешь?..

— Да. Именно. И продублировать в приказе латиницей, как будто бы исходное турецкое слово взяли.

— А что? — задумался командарм. — Может и сработать.

Из приказа Главкома ВВС РККА от 12 апреля 1940 года.

…во исполнение приказа Верховного Главнокомандующего Республики Турция, с целью уменьшения боевых потерь и лучшего распознавания пилотами дружественных машин: