Мужичек. В четыре года детям легко заморочить голову, отвлечь от запретного, главное, не показывать вида, что беспокоишься, что что-то таишь.

– Ничего. Это мой сводный брат был, но он умер уже.

– Значит у моего дедушки были две жены?

– Да.

– А наша бабушка – первая или вторая?

– Последняя.

– Ага. Поэтому он уже и умер, что был тебя старше. А когда ты умрешь, я с кем останусь? С мамой? А если и она умрет? Тогда один? Нет, это плохо. Вам надо мне братика родить, так, на всякий случай. Я ему помогать буду. Он в сад пойдет, а я уже там все знаю, все ему расскажу.

Веселые разговоры.

Многое бы отдал Тимофей Степанович, чтобы вернуться в те далекие деньки.

– Так зачем стало? Я же вам и говорю. Всего и надо 58 тысяч 600 – и вы там.

– Что? – ошарашено крутанул он головой, пытаясь отделаться от назойливого голоса.

– Где там?

– На Бали. Лучший курорт месяца по самой низкой цене, заметьте, это на двоих. Отдаю почти даром, потому как горящий тур. Осталось два местечка. Решайтесь. Сейчас или никогда.

«Может быть, и вправду слетать? – вяло подумал он, тоскливо представляя очередной отпуск на даче. – И жене полезно. Что там сын говорил? Кому нужно твое образование? Вот и увидит наглядно, как хорошо можно жить на честно заработанные деньги».

– Бали? Ну, ты даешь, отец. Никогда бы не подумал, что вы куда-то выберетесь вместе. Вы же никуда не летали лет десять.

– Вот теперь и начнем. Ты у нас теперь взрослый, за тобой приглядывать не надо, так что будем жить в свое удовольствие.

– Ну, ладно, – радостно согласился сын. – Глядишь, от меня отстанете, а то как мать не позвонит – все поучает: то не так, это не так.

– Ты о матери-то смотри, приличней выражайся.

– Да я так. Я же вас двоих люблю и уважаю, хотя и старомодные вы у меня, – парировал в ответ сын.

Но Тимофей Степанович все же почувствовал в шутке напряжение. Зацепил он сорванца. Незаметненько так, осторожно, но зацепил. Теперь сын будет думать, что и как, потому как на вторых ролях никогда оставаться не любил. Вот и пусть помучается.

– Ладно, шутник. В общем, за квартирой ты будешь приглядывать, смотри у меня, чтобы без всякой рекламной компании «за час до приезда родителей». Разобьешь хоть одну кружочку из фарфора, мать не переживет. Живьем тебя съест, я спасать не буду.

– Не волнуйтесь. Все будет в порядке.

– Ключи у тебя есть, – замялся Тимофей Степанович, переходя к самому главному. – А насчет работы подумай. Это мой старый приятель, большой специалист в своем деле. Если не хочешь в университете учиться, так у него поучись.

– Ладно, пап, сказал же, подумаю.

– Не ладно, а позвони ему в любом случае. Ждет же человек.

– Хорошо.

– Смотри, делай, как сам знаешь, – слукавил Тимофей.

Сам-то он давно попросил друга через пару деньков связаться с сыном, как когда-то устроили на первую работу его, тоже по знакомству. Нахальства-то он потом набрался, уже много лет спустя после выпуска, и вот теперь возвращал долг перед отцом.

– Ну, давай. Не шали.

– Пока, пап.

Тимофей Степанович улыбнулся. Приятно все-таки оставаться «папой». Спасибо и на этом. Неплохо они с женой воспитали сына. Неплохо. Спасибо и его родителям. Пусть и не идеальные, а все же они у него были. Старались, бились над ним с Сонькой, как могли.

– Как мы теперь жить будем? – рыдала спустя два года после гибели отца сестра, гладя охладевшую уже, мраморную руку матери. – Что делать-то будем?

– Проживем как-нибудь, – невнятно бормотал Тёмка. – Я теперь зарабатывать больше буду. У нас проект новый открылся. Квартиру тебе снимем, хватит в общежитии жить.

– Да разве дело в этом!!! – злясь на его бесчувственность, то ли шептала, то ли глухо кричала Сонька. – Ведь жить она могла! Жить и жить!..

Долго не мог он простить сестренке этих слов, хоть и правду сказала. Но зачем вот так, при людях?.. Кому чужое горе нужно?..

Поп, который проводил похороны, и тот неодобрительно качал головой, видя причитания дочери умершей. Впрочем, ему за эти причитания заплатили немало, так что мог свою постную мину и глубже припрятать.

Еле выстоял тогда Тимофей в этой кладбищенской часовне, еле вытерпел, когда все закончится, а поп, как назло, все кадил и кадил дымом и бормотал положенные ему по уставу слова. Потом тетка их, Авдотья, поправила руки матери, положила в гроб мешочек с землицей, перекрестила, поцеловала усопшую, и дело тронулось. Пошла очередь прощания, потом закрыли гроб, погрузили обратно в машину, повезли на дальний участок – новое городское кладбище только в просторечье и оставалось новым, а в жизни выросло уже до небывалых размеров – глаз не хватало окинуть всю эту тишь.

– Как жить теперь будем, сын?

Тимофей помнил тот вечер, когда отец впервые, по-взрослому пришел к нему за советом.

– Как думаешь? Стоит нам с матерью все заново начинать али нет? Наломали мы дров, ты и сам видишь.

– Стоит, – упрямо заявил он.

А вот бы не сказал так, и что бы было? Разошлись бы их родители, как в море корабли, глядишь бы дольше прожили, а?.. Совесть? Нет, это была не совесть. Не мучила она его по таким пустякам «если бы, да кабы». Это было дурацкое чувство беспомощности и надежды, что вот – случится чудо, и все вернется на круги своя – чувство, которое он испытывал каждый раз приходя на могилу родителей.

– Здравствуйте, вот и я. Принес вам привет от Соньки.

А он не видел ее уже лет семь, с тех пор как перебралась с мужем в другой город.

– Скучает по вас, а то как же. Детишки у нее, двое.

Это она ему на какой-то Новый год прислала семейную фотографию.

– Зачем пришел? Все в порядке у меня. Все ладно. Сын работать устроился. Восстановился в университете, правда, на заочном, но и на том спасибо. Вроде одумался маленько, среди образованных ребят поработал, пообтесался, увидел, что без знаний никуда. С женой на Бали съездили. Отдохнули. На скутерах катались, в море с аквалангом спускались. Все хорошо у нас. Весело живем, дружно. Бывает, конечно, иногда сорвемся, накричим друг на друга, но это уже по мелочи. А так все в порядке. Все по-старому. Вот думаем оградку вам поменять. Родителям жены и вам заодно, а то снегом в прошлую зиму вас сильно покоробило, а я так и не исправил.