Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Айрис! – Голос звучит ближе.
– Пайк? – спрашиваю я полусонно и протираю глаза.
– Никуда не уходи. Я иду! – велит он.
В его голосе сквозит волнение, и я слегка улыбаюсь.
– Я здесь!
Наверное, Пайк думает, что я заблудилась и перепугалась одна в лесу.
Я слышу его шаги, вижу налобный фонарик, луч которого пляшет вверх и вниз. Свет падает на меня, и Пайк появляется рядом.
Он садится и окидывает меня взглядом.
– Ты не ушиблась?
– Нет, с чего бы?
– С того, что ты не со мной. Что произошло?
– Ничего. Я расстроилась из-за совы и решила остановиться, чтобы собраться с мыслями. Даже не заметила, как стемнело.
– Господи, Айрис, я перепугался до чертиков. – Пайк встает и проводит рукой по волосам. – Больше так не делай, хорошо? Если тебе нужно побыть одной, просто скажи.
– Прости. – Встаю и отряхиваю штаны. Они намокли, и я дрожу от холода. – Прости. Больше так не буду делать.
Пайк останавливается. Свет от его фонарика падает на меня и освещает деревья позади. Жаль, что я не могу разглядеть его, увидеть, как гнев и волнение искажают его лицо. Что-то во мне пробуждается, когда я вижу его напряженную позу, слышу взволнованный голос.
– Спасибо, что пришел за мной.
Пайк молчит, но я чувствую, что он смотрит на меня, на мое лицо.
– Рад, что с тобой все хорошо, – наконец говорит он.
И хотя вокруг темно, я опускаю взгляд, не зная, что сказать.
Я надеваю рюкзак и следую за Пайком. Мы идем молча. Добравшись до лагеря, Пайк сразу начинает разводить костер.
– Еще раз спасибо, – говорю я, нарушая молчание.
Пайк замирает и поднимает на меня взгляд. Выражение его лица сложно понять. Затем в нем что-то меняется, и он опускает глаза.
– Не за что.
– Я правда не хотела тебя волновать.
– Знаю, – уже мягче говорит Пайк, и его голос звучит не так напряженно, как раньше. – Похоже, мне не о чем было волноваться. Судя по всему, тебе было очень уютно там.
– Я почти заснула.
Пайк весело и громко смеется, и мне тоже становится хорошо.
– Ну еще бы.
– Люблю деревья, – говорю я. – В детстве всегда упрашивала родителей разрешить мне спать во дворе дома. Природа успокаивает.
– А в детстве ты часто волновалась? – Пайк отрывает взгляд от костра и смотрит на меня. Ночной свет тускло освещает его лицо.
– Да, – отвечаю, теребя край куртки. – Наверное. Я всегда ясно понимала, что могу многое потерять.
– Что именно?
– Всё. Семью, друзей, дом, здоровье. Всё.
Пайк возвращается к костру. Внезапно пламя оживает, и освещает его лицо теплым оранжевым светом. Отряхнув руки, он садится на брезент.
– И ты потеряла? – Он смотрит мне в глаза.
Я тяжело сглатываю.
– Да, – отвечаю я осипшим голосом, отчего мне неловко.
– Но жизнь продолжается. И каким-то чудом ты находишь в себе силы идти дальше.
Смотрю на Пайка, и мне кажется, что мы говорим уже не обо мне. Он откашливается и ложится на брезент.
– Деревья и правда помогают, – соглашается он и глубоко вдыхает.
Я не отвечаю, размышляю о настоящем и о призраках прошлого, о том сколько еще могу потерять. Интересно, о чем в ту ночь разговаривали Эми и Алекс? Об утрате или, может, только о магии?
– Вода тоже помогает. Реки, озера, дождь. Иногда даже помогает просто послушать, как вода льется из крана, – говорю я и смущаюсь.
Я опускаю взгляд, не желая видеть лицо Пайка. Мне страшно, что он превратит мою тайну, которую я никому не открывала, в шутку.
Чувствую, что он пристально смотрит на меня, и жар поднимается по шее, борясь с прохладой весенней ночи. Пайк глубоко вздыхает.
– Ты удивительная.
Я скорее чувствую его слова, чем слышу. Такое люди редко говорят. Это не фразы вроде «Ты клевая» или «Ты мне нравишься». Пайк произносит эти слова будничным тоном, словно они не имеют того значения, которое придаю им я, и это задевает меня еще сильнее.
– Это, можно сказать, комплимент, – небрежно говорю я, пытаясь успокоиться.
– Ты же понимаешь, что «необычный» – синоним слова «удивительный», да? – спрашивает Пайк, склонив голову набок.
Я смеюсь. Внезапно я благодарна Пайку за его непринужденность, за то, как он мгновенно разрядил напряженную атмосферу.
– Хочешь десерт? – спрашивает он. – Можем еще поджарить зефир.
– Давай. Только я сначала переоденусь.
Я иду к своей палатке, когда Пайк окликает меня.
– Айрис!
Он подходит так близко, что я ощущаю его дыхание. По рукам у меня бегут мурашки, и я замираю, чувствуя его близость.
– Это и был комплимент, – тихо говорит Пайк.
Мы стоим довольно далеко от костра, и я вижу лишь неясные очертания его лица. Но так даже лучше, ведь я не знаю, потеплел ли его взгляд, смотрит ли Пайк на мои губы. Хорошо, что он не видит, как всматриваюсь в его лицо, страстно желая разглядеть что-то.
Да, хорошо.
Не представляю, что сказать, да и не уверена, что мой голос прозвучит твердо, поэтому молча залезаю в палатку. Ощутив себя в безопасности, начинаю прокручивать в голове слова Пайка и пытаюсь понять, когда он превратился из того, кто постоянно достает меня, в того, кто ищет меня в лесу.
Вспоминаю о проклятье, из-за которого мы оказались в лесу, и меня жалит чувство вины. Пайк готовит для меня еду, ищет в лесу и считает удивительной. А я прокляла его.
Страх разливается по телу. Я тянусь к Макгаффину и проверяю, что мое проклятье надежно спрятано под его крыльями. Его магия устремляется ко мне, и, сделав выдох, я уговариваю себя насладиться десертом, хорошенько выспаться и завтра начать все заново.
Переодевшись в спортивный костюм, собираю волосы в пучок, хватаю плед и иду к Пайку. От костра исходит тепло. Пайк жарит зефир на веточке.
– Как раз вовремя, – говорит он и кладет поджаренный зефир между двумя печеньями с кусочком шоколада. – Симпатично вышло.
Пайк протягивает мне десерт, и я быстро проглатываю его, только сейчас понимая, как проголодалась.
Пайк делает десерт для себя и бросает на меня виноватый взгляд.
– Жаль, это были последние сладости.
– Завтра можно заехать в магазинчик и купить еще, – предлагаю я.
Укрываюсь пледом, чтобы согреться.
– Ты все еще хочешь, чтобы я пошел с тобой? – удивляется Пайк.
Я вдруг понимаю, что он, скорее всего, пошел бы за совой один, а у меня даже в мыслях не было идти искать птицу в одиночку.
– Да, – непринужденно отвечаю я. – Если хочешь, конечно.
– Хочу.
– Тогда договорились.
Я ложусь на спину и смотрю на звезды,