нащупываю магическую нить и тяну за нее, чтобы пума обратила внимание на меня.

– Стой! – кричу я.

Пума удивлена и взбудоражена. Она сбита с толку из-за магии, пронизывающей ее. Но все же останавливается, едва не задев Пайка. Дикая кошка замирает, и я стараюсь успокоить ее. Постепенно она привыкает к нашей связи и расслабляется. Пайк поднимается на четвереньки, пума стоит лишь в паре сантиметрах от него.

Он смотрит то на зверя, то на меня.

– Вставай! – приказываю я.

Пайк послушно встает. Тяжело сглатывая, я выпрямляюсь. Направляю магию пумы к своей, снова и снова повторяя, что мы не добыча.

– Иди, – тихо говорю пуме, чтобы Пайк не услышал.

Пума еще раз смотрит на Пайка и рычит, потом переводит взгляд на меня, разворачивается и убегает прочь.

Сделав глубокий вдох, я провожу руками по волосам. Пот стекает по лбу и шее. Начинаю расхаживать у палатки, чтобы унять нервное возбуждение.

– Что это была за чертовщина? – напряженно спрашивает ошарашенный Пайк.

– Пума.

– Ты знаешь, что я не об этом. – Пайк снимает очки, достает из кармана тряпочку и протирает их.

Только сейчас замечаю, что он в синей полосатой пижаме на пуговицах с воротником и карманом, в котором он держит салфетку для очков. Никогда не видела никого в полном пижамном комплекте. В груди у меня нарастает смех, но я проглатываю его.

– Милая пижамка, – говорю я, чтобы разрядить обстановку.

Но чем дольше смотрю на Пайка, тем симпатичнее он кажется, и я смущенно отвожу глаза.

Ему идет эта пижама.

– Давай серьезнее. Пума хотела напасть на меня, но остановилась, будто по твоему приказу.

– Серьезнее, как твоя пижама?

Пайк молчит, и я понимаю, что он сильно обеспокоен. Он прокручивает в голове произошедшее, но не может найти объяснения.

– Пумам не нравятся громкие звуки, – говорю как можно спокойнее. – Ну я и крикнула. И бросила камень.

Никакого камня не было, но Пайк должен поверить, что нам просто повезло.

– Я не видел камня.

– Ты был занят другим.

– Я бы заметил, если бы ты бросила камень, – настойчиво возражает Пайк.

Я вижу, как он снова и снова прокручивает все в уме, но ничего так и не сходится. Он хмурится.

– Ты тогда лежал лицом в землю, – спокойно замечаю я. – Да расслабься уже.

Пайк молчит. Внутри у меня все завязывается узлом, когда вижу, как он сбит с толку. Мне хочется сказать: да, ты прав, поверь своим глазам, но я не отваживаюсь.

– Знаешь, ты мог бы поблагодарить меня, ведь я спасла тебе жизнь.

– Я мог бы и сам за себя постоять. – Пайк вскидывает бровь.

– Ты споткнулся о палатку, Пайк, и стал легкой добычей.

Его щеки слегка розовеют, и не будь это Пайк, я бы подумала, что это мило.

– Если что, такое со мной впервые.

– Тогда я рада, что стала свидетелем этого зрелища.

Пайк смеется и качает головой. Он проводит рукой по волосам. Постепенно успокаивается, а мое сердце перестает бешено колотиться. Может, он ничего и не заподозрил. Может, все его вопросы уже исчезли, а я не выдала себя.

– Давай я тогда завтрак сделаю, чтобы искупить вину.

Не хочу я никакого завтрака. Я хочу отыскать сову, поймать ее и принести обратно в заповедник. Но Пайк пару минут назад растянулся передо мной лицом вниз, а потом на него едва не напала пума, так что я не могу отказаться.

– Давай. Завтрак будет кстати.

У Пайка будто от сердца отлегло. Он берет мини-холодильник из палатки. Я смотрю на него. От смущения он втягивает плечи и слегка наклоняет голову. Румянец уже прошел, но Пайк выглядит таким ранимым и уязвимым, каким я никогда его не видела.

– Что? – спрашивает он, и я понимаю, что пялюсь на него.

Я откашливаюсь и поспешно отвожу взгляд.

– Ничего. Пройдусь немного, пока ты готовишь завтрак.

Не дожидаясь ответа, иду к лесу и стараюсь не думать, что хочу задержать на Пайке взгляд. Не думать, какой он милый, когда стесняется.

Внезапно на меня накатывает тошнота. Даже сутки не прошли с начала нашего похода, а я уже использовала магию на глазах у Пайка.

Говорю себе, что его смущение затмит остальное, что из-за ущемленного эго он забудет обо всем. А если нет, Пайк все равно ничего не видел, ведь и смотреть было не на что.

Я вдыхаю морозный утренний воздух. Лишь небольшая выбоина на пути, дальше все пойдет гладко. Так и будет.

Пайк зовет меня. Я делаю глубокий вдох и возвращаюсь в лагерь. Пайк протягивает мне тарелку оладий с сиропом, и только сейчас понимаю, насколько проголодалась.

Я сажусь на брезент, а Пайк передает мне вилку. На руках у него грязь и царапины. Отставляю тарелку и пододвигаюсь к нему поближе.

– Ты ушибся?

Пайк, проследив за моим взглядом, показывает мне ладони. Он не прячет руки, и на душе у меня становится легче.

– Больше всего пострадала моя гордость, – признается он.

– Гордость, думаю, заживать будет долго. Давай хотя бы с руками помогу.

– Да нормально все, – говорит Пайк, но я уже ищу в рюкзаке аптечку. Достаю ее, бутылку воды и чистую футболку.

Снова сажусь на брезент, скрестив ноги. Пайк молча протягивает мне руки. Я смываю с его ладоней грязь, вытираю их насухо футболкой и разрываю антисептическую салфетку.

– Будет жечь, – говорю я.

Беру его руку и провожу салфеткой по порезам. Пайк судорожно вздыхает, и я мягко дую на его ладонь, чтобы унять боль. Я чувствую его взгляд на себе, но не поднимаю глаз. Обрабатываю ему и другую руку.

Кожа на его ладонях теплая и грубоватая. Когда я заканчиваю, Пайк не сразу отнимает руку. Он смотрит на меня странно, словно изучает, и мне отчего-то трудно дышать. Я стараюсь сидеть спокойно, даже когда ветер развевает волосы у меня перед глазами и подхватывает салфетку. Пайк, кажется, наконец понимает, что все еще держит свою руку в моей и медленно отнимает ее.

– Спасибо, – благодарит он, откашлявшись.

Поморгав пару раз, я возвращаюсь к действительности и отбрасываю все, что было между нами. Ничего и не было. Совершенно ничего.

– Без проблем.

Отношу аптечку в палатку, пару минут собираюсь с мыслями и возвращаюсь к Пайку. Мы молча завтракаем, слушая утреннее пение птиц и шум бегущей реки. День спокойный и тихий. Я бы хотела насладиться им, вдохнуть поглубже и знать, что сейчас мне нужно просто быть здесь.

Просто быть.

Но мысли мои беспокойны. Мне не терпится найти сову и поскорее покончить с этим.

– О чем думаешь? – спрашивает Пайк,