— Вы меня не представите, Джинни?

Воспитание, на мгновение забытое, пришло на помощь, и Джин внешне пришла в себя.

— Конечно. Блейр, это мистер Макнейрн, мой старый друг. Мистер Марстон.

— Как поживаете? — Шотландец сердечно ему пожал руку. — Я случайно оказался в Лондоне и решил посмотреть, как поживает Джинни, — продолжал он. — Она для меня всегда была Джинни. Я давно ее знаю.

— Правда? — с холодной вежливостью переспросил Блейр.

Макнейрн кивнул.

— Да. Она далеко ушла за последние годы. Она ведь хорошая девочка и умница. Я слышал, она выходит за вас замуж, и поверьте мне, вы счастливец, мистер Марстон. Желаю счастья вам обоим. — Он театрально взмахнул рукой, обнаружив потрепанный манжет, и, опустив руку, торопливо добавил: — Не скажете ли, который час? Я отдал часы в чистку и теряюсь без них.

— Четверть одиннадцатого, — ответил Блейр.

— Уже? Мне пора идти, или я опоздаю на поезд. До свиданья, Джин… всего хорошего, профессор. — Он дружески кивнул Блейру. — Может, еще встретимся. Берегите себя, милая. — И, потрепав Джин по плечу, он надел набекрень шляпу и вышел.

Но если Джин и почувствовала облегчение оттого, что избавилась от него, это чувство было парализовано тайным отчаянием. Меньше всего на свете она хотела, чтобы Блейр встретился с Макнейрном.

А он взял ее за руку, ввел в квартиру, закрыл дверь и сказал:

— Я сумел освободиться раньше, чем ожидал, дорогая. И поэтому пришел, даже не позвонив по телефону. Надеялся, что ты еще не легла. — Он привлек ее к себе. — Ты понимаешь, что я уже двенадцать дней не целовал тебя?

Чувствуя его губы, каждой клеточкой тела сознавая его близость, она поняла, что безумием было поверить, будто она сможет отказаться от него. Что бы ни ждало ее в будущем, должен найтись какой-то выход.

Наконец высвободившись, покрасневшая и слегка задыхающаяся, она подняла на него сияющие глаза.

— Я тебя не ждала. Думала, будет слишком поздно…

— Ученый профессор лег спать; ему утром лететь. Поэтому я и пришел — и обнаружил, что ты принимаешь другого мужчину! — Он с шутливым неодобрением посмотрел на нее. — Скажи мне, пожалуйста, кто этот твой престарелый приятель.

— Я знала его в юности. Он позвонил, и я не могла ему отказать.

— Конечно, нет. Но не обидишься ли ты, если я скажу, что надеюсь, он больше не придет? Или он тебе нравится?

Джин повернулась к столу и взяла поднос с кофейником и чашкой.

— Однажды он мне очень помог. — Она обрадовалась спокойствию своего голоса. — Сварить тебе свежий кофе?

— Нет, спасибо. Не возражаешь, если я открою окно, дорогая? В комнате пахнет, как в баре! Вы что-то отмечали?

— Он только выпил у меня кофе. Да, открой окно. — Она ушла на кухню и, радуясь возможности на несколько мгновений остаться одной, остановилась у плиты. Она должна рассказать ему — сейчас! Должна отослать его…

И тут, не в силах примириться с мыслью о том, что другого пути нет, она вспомнила убежденные слова Макнейрна: «Есть мужчины, способные любить только одну женщину в жизни… ты отнимаешь у него смысл существования… Есть у тебя на это право?.. Все теперь между нами…»

Прижав руки к вискам, она снова спросила себя: «Что мне делать?»

— Куда ты ушла, дорогая? — позвал Блейр. — Вернись. Я хочу тебе кое-что сказать.

— Иду. — Но прошло еще несколько секунд, прежде чем она набралась мужества, чтобы вернуться к нему. Взяв за руку, он посадил ее рядом с собой на диван. Но тут заметил ее бледность и темные круги под глазами, и улыбка его исчезла.

— Дорогая! — воскликнул он. — Ты утомлена! Какой я эгоист — пришел и не даю тебе лечь. Я совсем забыл, что ты весь день провела в пути. Как только выпроводишь меня, немедленно ложись — и это будет очень скоро.

— Нет, не уходи, — ответила она, внезапно испугавшись, что потеряет его. — Я… не хочу спать.

— Тогда прими снотворное. Потому что, как я уже сказал, будучи эгоистом…

— Блейр! Какой вздор! Ты?

— Да, я! — Он поднес ее руку, которую продолжал держать, к губам. — Выслушай худшее, прежде чем возмутиться. Ты должна хорошо выспаться, потому что завтра утром я заберу тебя и отвезу в деревню — ты не можешь отказаться. Моя мама нас ждет, а завтра и воскресенье будут твоими последними свободными днями, прежде чем ты снова погрузишься в работу. Мне удалось освободить этот уик-энд. По моим письмам ты могла понять, что я был ужасно занят.

— Блейр, ты рассказал маме, что… — Она замолчала и посмотрела на него глазами полными отчаяния.

— …что ей предстоит встреча с будущей снохой? Конечно. Она шлет тебе привет и очень хочет с тобой познакомиться. Кстати, — добавил он с улыбкой, — она уже давно и много слышит о тебе. Похоже, я упоминал тебя гораздо чаще, чем намеревался. Во всяком случае уик-энд мы проведем в Арли Холле. — Он встал. — А теперь, сообщив тебе худшее, я ухожу.

— Но… я не могу ехать! — возразила она. — Дорогой, разве ты не понимаешь, что у меня много дел… что мне за этот уик-энд нужно все привести в порядок? Меня не было целый месяц, и… Ты должен был предупредить меня раньше.

— Прости, дорогая. Но все решено, и отказаться уже нельзя. Будет очень по-семейному. Приедет моя сестра — ее муж за границей. Мама ей рассказала, и она ужасно хочет на тебя поглядеть. Обещаю, встреча с моей семьей не будет для тебя тяжелым испытанием. Ты им всем понравишься. Так что… жди меня утром.

— Мне казалось, ты согласился держать нашу помолвку в тайне, — укоризненно сказала Джин.

— Но зачем таить? — Он говорил уже нетерпеливо. — Хочу рассказать всему миру — и я говорю серьезно!

Протестовать слишком поздно. Джин знала, что сейчас не может отказать ему; что бы ни случилось, придется подчиниться тому, что он подготовил. Но позже, когда он обнял ее и поцеловал на прощание, она неожиданно ощутила себя в ловушке. Это чувство быстро прошло и сменилось новым приливом веры.

Если так получается, зачем отказываться от дара, предлагаемого богами? Макнейрн вполне может оказаться прав — один шанс из миллиона, что кто-нибудь свяжет девушку, выходящую за Блейра Марстона, с той другой Джин.

2

У Блейра была небольшая холостяцкая квартира в пяти минутах ходьбы от консультационного кабинета на Харли Стрит. Выйдя от Джин, он решил пойти домой пешком; этим вечером он не взял свою машину и к Джин приехал в такси. Ночь была прекрасна. Лондонское небо, за последние годы освободившееся от смога, который затягивал его прежде даже в самую хорошую погоду, сапфировым куполом вознеслось над Вест-Эндом[9]. На востоке висела молодая луна. Свернув с главной улицы в тихие переулки квартала врачей, Блейр курил сигару и думал только об одном.