Я попятился к двери.

— Так-то, — заключил я, — надеюсь, вы теперь полностью насладитесь обществом друг друга. Напоследок я дам вам, толстяк, один совет. Как я уже сказал, вам стоит остерегаться Хэрби по двум причинам: одну я уже назвал. Вторая немного сложнее. Иногда на Хэрби находит, и ему надо обязательно кого-нибудь распотрошить. И тут ему совсем не требуется мотив. Жертвой может быть первый, кто попадется под руку. Не попадайтесь.

Я остановился на секунду и достал из кармана нож.

— Виноват, Хэрби, — извинился я. — Чуть не забыл вернуть его тебе.

Я бросил нож, и Хэрби на лету ловко его поймал, тут же спрятав в карман пиджака. Может, мне только показалось, но Лэмб начал потихоньку отодвигаться от своего телохранителя.

— Ну ладно, — сказал я. — Желаю вам хорошо повеселиться.

Лифт словно ждал меня. Я спустился вниз, засунул пистолет в карман и быстро зашагал к своей машине.

Возле многоквартирного дома на Восточной Семидесятой нашлась приличная стоянка. Я припарковал там машину и торопливо вошел в дом, где мне секунд двадцать пришлось ждать лифта. Шагнув в него, нажал кнопку девятого этажа. Какой-то тип, влетевший следом за мной, потянулся к кнопке четвертого, но я крепко схватил его за локоть.

— Поедем сначала на девятый. Я спешу. А вы потом спуститесь на свой идиотский четвертый.

— Пусти руку, идиот! — зарычал он. — Что ты о себе думаешь, черт тебя подери!

Я отпустил его руку.

— Что я о себе думаю? Я думаю, что сначала поеду на девятый. — Я легонько врезал ему. — И меня не надо доводить. Особенно сегодня.

Я вышел на девятом и позвонил в дверь Блэров. Секунд десять никто не открывал. Тогда, не отрывая пальца от звонка, я принялся стучать в дверь ногами, и почти в тот же миг она распахнулась.

— О! — обессиленно пробормотала Эдель. — Я подумала, что это пожар. Зачем столько шума?

— Если бы ты сразу открывала, когда звонят, не было бы надобности стучать. Думаешь, мне больше делать нечего, как вышибать тебе дверь?

— Какая муха тебя укусила? — озадаченно спросила она.

— Я всегда считал себя большим человеком, а оказалось, я меньше мыши.

— Когда ты сможешь говорить осмысленно, Дэнни, позови меня, — бросила она и, развернувшись, направилась к себе в комнату.

Я протянул руку и поймал ее за ворот халата. Она попыталась освободиться, и что-то должно было не выдержать. Уступил ее халат: он лопнул вдоль всей спины.

Тут я отпустил ворот, и Эдель, которая снова пыталась идти, запуталась в обрывках халата, споткнулась и растянулась на полу.

На ней были нейлоновые трусики, маленькие и незамысловатые, в отличие от последовавших тут же выражений. Она медленно встала на четвереньки, потом поднялась на ноги. Ее глаза обзывали меня гораздо худшими словами, чем голос.

— Не надо было уходить, пока я не кончил с тобой разговаривать, милая. Мне это не нравится.

— Ты пьян или свихнулся, — огрызнулась она. — А может, и то и другое.

— Каждый день узнаешь что-нибудь новое, — ответил я, — но сегодня я перебрал норму. Оказывается, не я все организовал с Никки. Я был пешкой, а вертел всем кто-то другой через человека по имени Хэрби, ползучего гада, который выполнял поручения другого гада, которого зовут Лэмб. Это тот, кто финансирует постановку «Гамлета», а сейчас стоит на ушах из-за пропажи Николаса.

Эдель озадаченно покачала головой:

— Не понимаю, о чем ты…

— Все сходится. Хэрби топил старину Никки не для выгоды толстяка. Значит, он работает на кого-то еще. Выбор невелик, остаетесь ты и Обри или оба вместе.

— Дэнни! — В ее глазах промелькнул страх. — Ведь ты не думаешь, что я могла это сделать?

— А почему бы и нет? Ты что, особенная? А что в тебе особенного? Кроме приличного тела? Ты делишь его между мужем и его сыном, а недавно и я в этом Поучаствовал. Я, вероятно, один из многих. Вот это и делает тебя единственной в своем роде. С твоим опытом супружеских измен ты, видно, стала специалистом по изменам.

Она изо всех сил ударила меня по лицу, и я почувствовал, как ее перстень впился мне в щеку. Глаза ее горели, лицо пылало от ярости.

Напрасно она сделала это, особенно теперь, когда я был в таком настроении. Я усмехнулся, и она инстинктивно стала пятиться, пока не уперлась спиной в стенку.

— Когда бьешь мужчину по лицу, — медленно произнес я, приближаясь к ней, — узнай прежде, джентльмен ли он. Так вот, я — нет.

Я врезал ей ладонью правой руки, и шлепок прозвучал как выстрел. Эдель упала на пол, истерически визжа. На низком столике неподалеку стояла ваза с цветами, я выбросил цветы в окно, а вазу опрокинул Эдель на голову. Истерика оборвалась на полувизге, и некоторое время она ловила ртом воздух, выплевывая воду, потом встала, шатаясь, в изнеможении.

— Никогда не бей того, кто сильнее тебя, — сказал я ей назидательно. — Бывает больно, когда он дает сдачи.

— Ты… — Она беспомощно посмотрела на меня, поплелась к кушетке и без сил опустилась на нее, уронив голову на руки.

Я курил, наблюдая за ней.

— Ты… — судорожно сказала она. — Ты сумасшедший маньяк! Кобель и альфонс! Кот!

— Ты уже один раз прерывала меня. Не надо, чтобы это перешло в привычку.

Эдель открыла было рот, но быстро закрыла его, взглянув на меня.

— Кто-то вел со мной двойную игру. Я начал говорить об этом, но ты меня перебила. Есть только три варианта: ты, Обри или вы вместе. Я ставлю на третий. Разве не потому вы хотели убрать с дороги Никки? Запереть его где-нибудь и спокойно развлекаться, не вздрагивая от каждого шороха…

Она медленно покачала головой.

— Если бы ты только заткнулся и послушал меня, — сказала она. — Все это твоя выдумка. Когда мы впервые встретились у тебя в конторе, ты мигом все состроил, и я сразу поняла, что спорить с тобой бесполезно, ты все равно не поверишь. — Она хрипло засмеялась. — Это даже забавно! Ты когда-нибудь присматривался к Обри? Для него женщины всего лишь люди, у которых не растут усы. Это здоровенным хвастливым быкам вроде тебя надо постоянно избивать женщин, чтобы доказать, какие они сильные.

— Лекцию по психологии я выслушал в лечебнице. А от тебя мне нужна правда, милая. И я до сих пор ее не услышал.

— Через… — она посмотрела на часы, — через час вернется Обри. Почему бы тебе не спросить его? Если он откажется, ты сможешь избить его без зазрения совести. Он не обидится, даже сам подскажет, где больнее. И такие способы бить подскажет, до каких сам ты не додумаешься.

— Что еще про Обри? — спросил я невозмутимо.

— У меня мурашки бегут по коже, когда я его вижу, — прошептала она. — Эти усы, этот рот под ними, сияющие зубы. Но Обри не узнаешь по-настоящему, пока не взглянешь ему в глаза. Мне снится в кошмарах, как он на меня смотрит. Просто смотрит, и все.