— …он ничего не знал из того, что могло бы заинтересовать израильтян, — неожиданно продолжила его мысль Мэгги. Ей и самой эта очевидная идея только сейчас пришла в голову. — Пожилой ученый, который всю свою жизнь прокопался в земле… Ему нечем было поделиться с врагом.

— Д-да… вы правы… — Аль-Шафи несколько растерялся. Его собеседница слишком быстро уступила. Он не мог понять, где же тут подвох. — Стало быть, вы теперь понимаете, что убить его могли только израильтяне?

— Во всяком случае, эта версия объясняет странный акцент убийц, подслушанный очевидцами.

— Именно. Так вы согласны со мной?

— Допустим, это были израильтяне. Зачем им понадобилось убивать Нури?

— А зачем они убивают палестинцев на протяжении последних ста лет? Сионисты громогласно твердят нам о мире, но это ложь. Наглая и беспардонная ложь! На самом деле мир им совершенно не нужен. Даже вреден. Они его боятся. Поэтому всякий раз, в самую последнюю минуту, они отказываются от мирных соглашений. Или провоцируют нас, чтобы мы отказались. И продолжают нас уничтожать. Вы спрашиваете: зачем им понадобилось убивать палестинца? О Аллах, вы совсем из другой вселенной. Вы ничего здесь не понимаете. Американская пресса обвиняет нас в том, что на переговорах наши лидеры не обмениваются рукопожатиями со своими оппонентами. Вам этого не понять! Да отсохнет рука каждого, кто когда-либо пожмет руку израильтянину!

— Но если израильтяне захотели вас спровоцировать, почему они выбрали такую странную жертву? Не выгоднее ли было, уж извините, устроить какую-нибудь локальную резню, чем лишать жизни престарелого ученого-отшельника?

— Они не идиоты. Если они устроят резню, мировое сообщество будет не на их стороне. Если же они ловко спровоцируют нас на отказ от переговоров, мировое сообщество их поддержит, а нас заклеймит. Как вы не понимаете? Израильтяне — коварная и насквозь лживая нация. Вот с кем нам приходится мириться!

Какая-то фальшивая нотка резанула слух Мэгги. Она насторожилась. В речи аль-Шафи в последние минуты все чаще стали проскальзывать «митинговые» фразочки и словечки. Он говорил на повышенных тонах, напыщенно, глаза его метали молнии. Похоже вел себя один из полевых командиров во время войны в Югославии… И как только Мэгги вспомнила тот случай, она тут же все поняла. Ну конечно! Аль-Шафи не ей все это говорил. Все эти напыщенные слова предназначались для слуха тех его собратьев по оружию, которые находились в кабинете.

— Доктор аль-Шафи, не могли бы мы поговорить наедине?

Тот знаком попросил остальных удалиться.

— Спасибо. Мне показалось, что вы хотели мне что-то сказать. Одной, я имею в виду.

— Я все рассказал, — уже совершенно другим тоном отозвался аль-Шафи.

— Вы сказали, что убийцами доктора Нури могли быть переодетые израильские боевики.

— Верно.

— Но что-то подсказывает мне, что вы сами не очень-то верите этой версии. Мне показалось, есть что-то такое, о чем вы не могли говорить в присутствии своих коллег.

— Теперь я понимаю, как вам удалось заработать себе столь высокую репутацию, мисс Костелло. Вы просто читаете чужие мысли. — Он невесело усмехнулся.

— Благодарю за лесть, доктор аль-Шафи, — улыбнувшись в ответ, сказала Мэгги. — Вы подозреваете ХАМАС, не так ли? — Тот промолчал, и она расценила это как подтверждение своей догадки. — Но зачем им было убивать его? Из-за того только, что он критиковал их движение?

— Вспомните, что сделали талибы в Афганистане. Они провели акцию, которая привлекла внимание всей мировой общественности.

— Взорвали гигантские статуи Будды, вырубленные в скале?

— Точно. А зачем они это сделали? Эти статуи красноречиво свидетельствовали о том, что и до ислама на этой земле существовали цивилизации, древние и великие. Пророк еще не появился на свет, а за их плечами уже были сотни и сотни лет расцвета. Фанатики не способны спокойно принять такие вещи.

— Вы полагаете, что в этом кроется причина гибели несчастного Нури? Он раскопал несколько горшков, и ХАМАС увидел в этом измену исламу?

Аль-Шафи откинулся на спинку своего кресла и вздохнул.

— Не только ведь в ХАМАС дело, мисс Костелло. На них оказывают давление исламисты всего мира. И они обвиняют их в том, что ХАМАС участвует в мирных переговорах с Израилем.

— «Аль-Каида»?

— И не только. Они самым пристальнейшим образом наблюдают за тем, что здесь сейчас вершится. И ХАМАС нужно как-то оправдаться перед ними. Напомнить им о том, что, несмотря на все обстоятельства, ХАМАС по-прежнему с ними. Вот Нури и подвернулся им под руку.

— Но зачем они тогда придали этой акции вид казни изменника? — Мэгги озвучила вопрос и сама задумалась над ним. — Или вы полагаете, они нарочно так сделали, чтобы все подумали на израильские спецслужбы? Чтобы спровоцировать палестинскую администрацию на уход с переговоров?

— Звучит все очень логично.

Мэгги поняла, что этому человеку можно верить. Первое впечатление о нем оказалось ошибочным. Так бывает, и довольно часто, несмотря на расхожую поговорку о том, что первое впечатление всегда верное.

Аль-Шафи провел рукой по своей окладистой бороде.

— Уважаемый доктор, может быть, вам еще есть что мне сказать?

Он поднял на нее сумрачный взгляд, который Мэгги с профессиональной сноровкой выдержала. А он вдруг поднялся, вышел из-за стола и принялся расхаживать взад-вперед, сосредоточенно глядя себе под ноги.

— Час назад у меня был сын Ахмада Нури. Он выглядел очень взволнованным.

— Неудивительно.

— Нет, вы не поняли. Он сообщил, что все утро разбирался в отцовских вещах, пытаясь наткнуться на что-нибудь, что могло бы помочь ему понять причину случившегося. Отыскал какие-то письма, в том числе электронные, и среди них одно странное послание от человека, прежде ему не знакомого.

— Сын не обязан знать лично всех приятелей своего отца. Может быть, коллеги Нури-старшего просветили его?

— Нет. Личная помощница отца также не вспомнила этого человека. А она, между прочим, отвечала за всю переписку Нури с внешним миром. И не первый год.

— Может, романтическая связь?

— Письмо прислал мужчина.

Мэгги озадаченно посмотрела на него:

— И что же… Сын полагает, что этот человек мог иметь какое-то отношение к смерти его отца?

Аль-Шафи лишь утвердительно кивнул.

— Может быть, он даже решил, что этот человек стал причиной гибели Нури?

Аль-Шафи неопределенно пожал плечами.

— И что же это за человек?

Ее собеседник, прежде чем ответить, метнул быстрый взгляд на дверь, словно пытаясь удостовериться, что она плотно закрыта и их никто не подслушивает.

— Я могу лишь сказать, что у него арабское имя.