Машина. Отморозки Хёрста. И было что-то еще.

Помолчав, я добавил:

– Не помню.

– Вы пили?

– Не более литра, – в кои-то веки я сказал правду. – Все случилось довольно быстро.

– Ладно. Вполне очевидно, что на вас напали, поэтому с вами захотят побеседовать полицейские.

Чудесно.

– Я в порядке?

– У вас серьезные ушибы ребер и нижней части туловища.

– Ясно.

– Еще у вас сильные ссадины и две впечатляющих размеров шишки на голове, однако каким-то чудесным образом вам удалось избежать переломов и сотрясения. Впрочем, мы предпочли бы, чтобы вы провели ночь здесь, под нашим наблюдением.

Она продолжала говорить, однако я ее уже не слышал. Я вдруг вспомнил. Вспомнил склонившуюся надо мной фигуру.

– Как я здесь оказался?

– Вас нашла добрая самаритянка. Она проезжала мимо. Увидела вас на тротуаре и привезла сюда. Вам повезло.

– Как она выглядела?

– Миниатюрная, светловолосая. А что?

– Она еще здесь?

– Да, в приемном покое.

Я спустил ноги с кровати.

– Мне нужно отсюда убираться.

– Мистер Торн, я не думаю, что было бы разумно…

– Да мне пофигу, что вы считаете разумным.

Ее бледные впалые щеки слегка покраснели. Она кивнула. Отодвинув занавеску, она встала с другой стороны койки:

– Отлично.

– Простите меня… Я…

– Не нужно. Это ваш выбор.

– Вы не станете меня останавливать?

Она устало улыбнулась.

– Если вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы выйти отсюда, то я мало что могу сделать.

– Обещаю, я постараюсь не свалиться замертво.

Она пожала плечами.

– Скажу вам по секрету, в морге у нас больше свободных мест.

Зайдя в туалет, я открыл кран умывальника и побрызгал водой себе в лицо. Засохшую кровь вода не смыла, однако это позволило мне почувствовать себя в чуть большей мере человеком. Я захромал обратно в коридор. Больница была большой, со множеством выходов. Двигаясь в направлении, противоположном от главного входа, я углубился в лабиринт серо-голубых коридоров. Наконец я увидел нужный мне знак. «Северный выход», – гласила надпись на нем. Сойдет.

Я дошел до выхода медленнее, чем хотелось бы. Ушибленные ребра бунтовали на каждом шагу, в спине было такое ощущение, словно кто-то вогнал между позвонков раскаленный шип, а череп сдавливала непрекращающаяся тупая боль. Впрочем, могло быть и хуже. Меня могла найти она.

Дойдя до северного входа, я распахнул двери. Ночной воздух встретил меня ледяной пощечиной. После удушливого тепла больницы все мое тело бросило в дрожь. Какое-то мгновение я стоял на месте, стараясь сдержать озноб и глотая морозный воздух. Трясущимися руками я вытащил свой сотовый телефон. Нужно вызвать такси. Нужно добраться до коттеджа раньше, чем… И тогда до меня дошел весь смысл произошедшего, поразив меня подобно грому.

Если она здесь, если она проезжала по арнхилльскому переулку этим вечером, то она уже знает, что я жив.

Услышав звук двигателя, я опустил телефон. Я понял, что это она, еще до того, как блестящий серебристый мерс остановился передо мной, опустив одно из окон.

Глория улыбнулась мне с водительского сиденья.

– Джо, милый, ты выглядишь просто ужасно. Садись. Я отвезу тебя домой.

В жизни любого порочного человека рано или поздно настает момент, когда он понимает, что его слабина – будь то алкоголь, наркотики или же, как в моем случае, азартные игры – превратилась в настоящую серьезную проблему.

Мой момент озарения случился, когда я встретил Глорию. Можно даже сказать, что Глория спасла меня от себя самого.

Полагаю, что до встречи с ней мне удавалось притворяться, что азартные игры были для меня просто хобби. Всего лишь игрой. Развлечением. Зеленое сукно игрового стола и шелест карт отняли у меня работу, друзей, сбережения, машину; я играл практически каждую ночь, однако все равно продолжал считать, что у меня все под контролем.

Забавно, но наиболее искусно человек блефует в отношении самого себя.

В карты меня научили играть дедушка с бабушкой. Кункен, двадцать одно, ньюмаркет, семерки и наконец покер. Мы играли на монетки, которые дедушка с бабушкой держали в большой стеклянной банке. Даже в восьмилетнем возрасте игра меня завораживала. Мне нравился замысловатый бледно-красный орнамент рубашек карт, нравилось разнообразие мастей, нравились напоминавшие перевертышей двуликие тузы, величественные короли и дамы, вульгарные и слегка зловещие валеты.

Я обожал смотреть, как дедушка молниеносно сдает карты своими желтыми мозолистыми пальцами; эти пальцы выглядели грубыми и неуклюжими, однако карты метали с практически нечеловеческим проворством.

Я пытался копировать то, как он тасует колоду, как снимает ее, старался научиться его ловкости рук. Одни из самых счастливых моих детских воспоминаний – это воспоминания о том, как я сидел на покрытой пятнами жира их маленькой кухоньке за видавшим виды пластиковым столом, на котором стояли три бокала (кола – для меня, стаут – для дедушки и лагер с лаймом – для бабули), и глядел на карты, пока в пепельнице догорали окурки их сигарет.

Некоторым из этих игр я научил и Энни. Это, конечно, было не совсем то, потому что для игры обычно нужно минимум три человека, а у моих родителей никогда не было времени на карты, однако мы скоротали немало дождливых дней, играя в снап и раскладывая пасьянсы.

После аварии я перестал играть и сконцентрировался на учебе. Решил поступить в педагогический колледж. Я любил английский язык, да и работа казалась достойной – такой, которая могла бы заставить маму гордиться мной. Или, быть может, какая-то часть меня считала, что это способ сделать мир лучше. Помогая детям, я мог бы искупить все то плохое, что совершил, когда сам был ребенком.

К своему собственному удивлению, я оказался хорошим учителем. В одной из школ меня выбрали классным руководителем года; ходили даже слухи, что меня планируют сделать завучем. Я должен был чувствовать себя счастливым или по крайней мере быть довольным. Должен был быть, но не был. Чего-то не хватало. Во мне поселилась пустота, которую не могли заполнить ни работа, ни друзья, ни девушки. Порой я чувствовал, что вся моя жизнь нереальна. Так, словно реальность закончилась со смертью Энни и с тех пор жизнь была лишь пародией на нее.

Примерно в тот период я вновь взял в руки карты. Найти знакомых, которые были тоже не прочь сыграть партию-другую после работы в пабе, труда не составляло. Как и пьяницы, азартные игроки всегда находят друг друга. Но уже очень скоро дружеских игр на несколько фунтов стало недостаточно.