Перевалившись через последнюю ограду, беглец устремился к одной из двух машин, стоящих на прямоугольной бетонной площадке. Взрывая ступнями рыхлую почву, Белов затормозил, как это делает на всем ходу скакун, вздернутый за удила. Сунув дуло «стечкина» в ячейку проволочной плетенки, он произвел пять беглых выстрелов.

Третья по счету пуля заставила бегущего споткнуться. Четвертая швырнула его на капот машины. Пятая прошла мимо и издала металлический звук «плонк», пронзив автомобильный корпус.

Это был «Ниссан». Тот самый синий «Ниссан», в котором ездил сержант Шабан Вантариза. Сам сержант, раскачиваясь, как пьяный, пытался сохранить равновесие.

«Теперь он мой», – подумал Белов, оглядываясь. Вокруг не было ни души. То ли никто не услышал выстрелов, то ли это были не те звуки, которые могут выманить на улицу ночью.

А еще Белов подумал, что стрелять в живого человека совсем не трудно. Особенно после того, как этот человек убил девушку буквально у тебя на руках. Пусть глупую, пусть подлую, но слабую и беззащитную.

Пораскачивавшись еще немного, Шабан рухнул на колени и остался стоять в позе молящегося. Сунув пистолет за пояс, Белов взялся за ограду, готовясь подпрыгнуть.

В этот момент вспыхнули фары стоящего на площадке белого внедорожника и заработал двигатель. Белов успел заметить, что это мощный «Хендай», когда в окно высунулся мужской силуэт и открыл огонь. Слепящие вспышки сделали чернокожего мужчину абсолютно невидимым.

Трах-трах-трах-трах! Упав на землю, Белов насчитал четыре выстрела, произведенных по нему, и даже услышал свист одной из пуль. Следующие два выстрела мужчина направил в низко наклоненную голову Шабана.

Трах! Трах! Мягко, словно тряпичное чучело, сержант упал.

Возобновив стрельбу по Белову, водитель белого «Хендая» дал задний ход, умело развернулся и был таков.

Полежав еще немного у ограды, Белов прислушался. Где-то надрывалась потревоженная собака, но человеческих голосов слышно не было. Все закончилось. Белов несколько раз ударил кулаком по земле. Его обставили. Этой ночью он чудом остался в живых, но все равно его обставили!

* * *

Мали лежала на том же месте, где Белов ее оставил. Между ее ключицами торчало копье с таким длинным наконечником, что, проткнув девушку, он слегка зацепил Белова. Противоположный конец двухметрового древка был туго обмотан полосой из сыромятной кожи.

– Ассегай, – прозвучал голос за спиной.

Обернувшись, Белов увидел Приходько. Со своим чубчиком, одетый в шорты и веселенькую рубаху навыпуск, он походил на невероятно разросшегося мальчишку.

– Что ты сказал? – переспросил Белов.

– Ассегай, – повторил Приходько и толкнул пальцем древко, отчего голова Мали мотнулась из стороны в сторону. – Африканское копье с длинным наконечником. Его можно использовать в качестве ножа. По краям лезвия зазубрины.

– Зачем?

– А ты попробуй вытащить копье, тогда узнаешь. Оно же охотничье.

– Охотились на меня, – пробормотал Белов.

– Я так и понял, – сказал Приходько.

– Это был подручный майора Кулафье, сержант Шабан Вантариза. Майор его скорее всего и убил. Но лица того, кто сидел в джипе, я не разглядел, – завершил рассказ Белов.

– У них тут у всех физиономии такие, что в темноте одну от другой не отличишь, – сказал Приходько.

Возразить против этого было нечего. Они помолчали, разглядывая продырявленную дверь. Белов зачем-то просунул в дыру палец и поцокал языком:

– Ох и силища была у сержанта. Какой удар, а?

– Ассегаями пробивали взрослых воинов со щитами, – заметил Приходько. – Баба похрупче и помягче будет.

Они одновременно поглядели на Мали. Ее остекленевшие глаза смотрели в потолок, как будто следили за чем-то происходящим там, вверху. Росчерки засохшей крови, вытекшей из уголков рта, придавали рту преувеличенно скорбные очертания.

– Маска трагедии, – сказал Белов.

– Шо? – не понял Приходько. – Какая трагедия, брось! Тварюка она была, хоть про мертвых не говорят поганого. Подставила тебя. И ведь знала, что тебя укокошат.

– Но укокошили-то ее.

– Так ей и надо. Поехали отсюда. Все-таки ты не кого-нибудь завалил, а полицейского.

– Я не на поражение стрелял. Только ранил этого мудака.

– Все равно копать будут, – настаивал Приходько. – А если уж начнут, то докопаются.

– Не докопаются, – сказал Белов.

Опустившись на корточки, он провел по лицу Мали ладонью, как делали это герои кинобоевиков.

– Откуда такая уверенность? – вскинул брови Приходько.

– Отпечатки шин «Хендая», пули в черепе сержанта… Нет, господин майор дело замнет.

Белов с неудовольствием увидел, что глаза убитой по-прежнему открыты.

– Неужели они повсюду одинаковые? – воскликнул Приходько.

– Кто? – не понял Белов.

– Да полицаи эти. Мусора. Легавые.

– Думаю, только в странах третьего мира, – ответил Белов, надавливая на веки Мали пальцами. – Ну, в банановых республиках, где процветают коррупция, беззаконие и единовластие.

– Слушай, – заинтересовался Приходько, – а как дела с этим обстоят у вас, в России?

Вопрос заставил призадуматься, зато ответ получился очень глубокомысленный.

– В России, – сказал Белов, – бананы не растут.

Он выпрямился над телом Мали. Она больше не смотрела ни на него, ни в потолок. Так было легче.

– Айда, – сказал он.

– Совесть мучает? – спросил Приходько, когда они вышли на свежий воздух.

– Не то чтобы совесть, – ответил Белов, – но что-то мучает. Неправильно это, когда молодые умирают.

– Неопытный ты.

– Почему это я неопытный?

Они остановились, каждый у своей машины.

– Людей жалеешь, – сказал Приходько.

– А ты не жалеешь? – спросил Белов.

– Так – нет. Только когда снятся они.

– И часто снятся?

– Каждую ночь, – зло ответил Приходько. – Так что еще вопрос, стоит ли привыкать ко всему этому.

Захлопнувшись в своем ярко-красном джипе «Гранд Чероки», он стартовал с места так резко, что только гравий из-под колес полетел.

Следующий день прошел скучно и бесцельно. Побродив по городу, Белов пообедал в итальянском ресторанчике среди разноязычных туристов, а затем отправился в кинотеатр, где посмотрел американский фильм, ни сюжета, ни названия которого не сумел бы вспомнить уже полчаса спустя.