— Теперь вам придется выбрать что-то другое. Например, вот это… Хотя нет, «Эмпузы» тоже сейчас нет… Она в покраске… Клиент один по пьянке ей брюхо о шпиль Генштаба оцарапал…

Лишь спустя тридцать пять минут багровый от накипевшего раздражения Матвей вышел из пункта проката и направился к стоянке авиеток, поигрывая ключами от люков.

Но и это было еще не все.

Стоило Гумилеву сделать десяток шагов в сторону стоянки, как двери проката распахнулись и на пороге объявился господин Пивное Брюшко.

— Эй! Эй, офицер! Я забыл сказать, что машина не заправлена!

— Не заправлена?

— Нет! Но я сейчас распоряжусь! А вы пока… можете выпить кофе в баре «Ренессанс»!

У Матвея было два варианта: вернуться и больно ударить господина Пивное Брюшко в это самое брюшко. Многие его коллеги из «Беллоны» так и сделали бы. Или безропотно отправиться в бар «Ренессанс», чтобы, так сказать, «не нагнетать»…

Матвей был так рад нежданному звонку Анны, что выбрал вариант два. Их знакомство еще не успело начаться, а Матвей уже был уверен: Анна влияет на него самым положительным образом!

В баре «Ренессанс» было малолюдно — разве что за столиком возле окна пировала компания во главе с лейтенантом Мокакиным. Недоброжелатели звали его Мартышкиным (по цепочке Мокакин-Макакин-Мартышкин). Что отчасти объяснялось его общительностью, подвижностью и волосатостью (волосы торчали из ушей, из носа и росли даже на третьих фалангах пальцев!), делавшими его похожим на одомашненного орангутанга.

Рядом с Мокакиным-Мартышкиным сидели двое — старший лейтенант Постников и лейтенант Ушанский. Они пили кальвадос малоизвестной в других местах Солнечной системы, но отчего-то популярной именно на Марсе марки «Долматовский».

Судя по характерной жестикуляции, все трое были, что называется, «на поддаче».

Матвей попросил у бармена кофе, дружелюбно помахал компании рукой и думал было тем и ограничиться. Однако, когда кофе материализовался перед ним на барной стойке, он понял, что если сейчас же не вольется в общество выпивающих коллег, то, неровен час, его раздражение достигнет максимума. И не дай Бог господину Пивное Брюшко заявиться в бар с вестью о том, что у выбранной им, Матвеем, авиетки подходит к концу ресурс маршевого!

«Тут-то я и засвечу ему между глаз! Несмотря на все благое влияние губернаторской дочери Анны. А дальше будут суд, штраф, гауптвахта, отстранение от полетов. И это в лучшем случае».

— Здоров, лейтенант! — поприветствовал его Мокакин Мартышкин, радушно приобнимая за плечи.

— Взаимообразно, Анатолий, — кисло промолвил Матвей. — Что празднуем?

— Да вот у Постникова младший брат на работу устроился… На первую свою работу, между прочим!

«Ну и повод, — удивился про себя Матвей. — А понезначительней повода придумать не могли? Например, почему бы не выпить за окот любимой кошечки Ушанского? Она же такая породистая!»

— А что, в нашем отечестве так сложно с работой для юношества? — осторожно спросил Матвей.

— Да ты не понима-а-аешь! — хором протянула вся троица.

— В смысле?

— Ну, младший брат — он Борюсе как сын. Борюся-то у нас сирота. Родители погибли в катастрофе межпланетника «Циолковский»… Помнишь, все газеты о ней писали и по визору целый месяц некрологи…

Матвей кивнул. Хотя, по правде, ничего такого вспомнить не мог.

— Так вот Борюся ему как отец. Он уроки с балбесом делал. В университет ему помогал готовиться. И вот… на третьем курсе… братан наконец-то постоянное место работы нашел! — продолжал пояснения Мокакин. А Постников, как бы отчасти виновник торжества, лишь продолжал кротко кивать. Мол, «все так, все верно».

— И какое оно? Место?

— Да официантом. В ресторане китайской кухни «Нефритовый кролик».

«Официантом? Вот это триумф… Что называется — жизнь удалась», — саркастично подумал Матвей, однако ему хватило самообладания улыбнуться и сказать:

— Здоровски!

— А у меня первым местом работы был магазин спортивного питания «Рекорд». На станции «Алмазная», — меланхолически заметил Ушанский.

— Это которая здесь, на орбите, вертится? — уточнил Матвей.

— Ну да, она. Я же местный. Практически абориген!

— И что ты там делал, рекордист?

— По крыльцу магазина расхаживал. Изображал стакан с протеиновым коктейлем «Сила сильная».

— А зарплату тебе коктейлем платили?

— Почти угадал. Вместо зарплаты меня бесплатно в тамошний тренажерный зал пускали. И выдавали всякие товары для качков по сниженным ценам. Я тогда еще в школе учился, для меня это был предел мечтаний. Каждая гантелька — как сейчас увольнение. Ипонамама!

— Ну и как, накачался? — спросил Мокакин-Мартышкин.

— А то… На комиссии в Академию мне медик даже сказал: «Да по вам, Ушанский, анатомию изучать можно!»

— Собственно, и сейчас можно, — заметил Матвей.

— А у меня, — разоткровенничался Мокакин-Мартышкин, — первым местом работы, я еще в восьмиклассниках ходил, был городской морг при неотложке… Меня дядя устроил. Он главврачом там трудился… Ох и насмотрелся я там на всякое! Меня что в этой работе привлекло? Ясное дело, женщины. Было все про них интересно… Я еще тогда — по младости лет — любил все готическое. Такое мрачное, чтобы депрессняк нагоняло… Читал книжки про невест из гроба, про призраков и вампиров… Музон слушал соответственный… И компания у нас была туши свет…. Девушки красили губы черной помадой… Мы, чтобы от них не отставать, прокалывали себе соски — ну как бы страдания, как бы боль и смерть, двери восприятия раскрываются, дети ночи, вся эта шняга…

— А сейчас по тебе и не скажешь, — заметил Ушанский, критически оглядывая товарища с головы до ног. — Жизнерадостный, как афиша Новомосковского цирка!

— Так то сейчас… А тогда… В общем, задача у меня, как у помощника прозектора, была простая. Труп у входа в морг принять, на каталке его к холодильнику отвезти, на специальный погрузчик носилки с трупом водрузить — а дальше уже автоматика. Еще нужно было проверить, сделал ли робот запись в журнале учета трупячков… У нас там иногда с этим проблемы возникали… Короче, дублировали. В дневные смены обычно прозектор в своем кабинете трудился — вскрытия, там, всякие производил, экспертизы. А в ночные я там в одиночку дежурил — пиво дул и в визор втыкал… Вот как-то вечером привезли свеженький трупячок. Я на экране увидел, что, мол, стоит каталка на пороге. Вышел, закатил трупячок внутрь. Сразу в холодильник не повез — по визору шоу шло зажигательное, про гонки по Меркурию на «Стрелах»… Короче, поставил я каталку с трупом рядом — это баба была, я сразу заметил черную прядь, которая из-под покрывала выбивалась — а сам сижу, сосу через соломинку свой алко-джус и гонки меркурианские смотрю… «Опасная ситуация! Машина Прохорова не вписывается в поворот и… и… не может быть! Какая трагедия! Почему медлят врачи?!» В общем, все в таком духе. И вот… во время одного из перерывов на рекламу я слышу звук будто бы храпа… Да-да, точно, храпа! Кто-то храпит! Внутри у меня все похолодело, когда я понял, что храпит тот самый трупячок, та самая бабца, которую полчаса назад на пороге морга оставили!