В 1078 году Михаил VII был низложен. Услышав об этом, Григорий сразу же отлучил узурпатора Никифора Вотаниата. Вскоре после этого в Италии появился некий авантюрист и заявил, что он и есть сверженный император. Нормандцы какое-то время склонялись к тому, чтобы ему поверить, и Григорий оказал ему свою поддержку. Когда Никифор, в свою очередь, был сменен в апреле 1081 года Алексеем Комнином, нового императора тоже постигло отлучение. В июне Алексей написал папе, стремясь вернуть себе его расположение и заручиться его помощью в сдерживании агрессивных поползновений Роберта Гвискара, но не получил ответа. Тогда император нашел более многообещающего союзника в лице германского монарха Генриха IV. Между тем он закрыл латинские церкви в Константинополе. Византийцам казалось очевидным, что папа объединился с вероломными безбожниками-нормандцами. Они из уст в уста передавали фантастические истории о том, как он горд и немилосерден; а когда папа умер, запутавшись в сети несчастий, сотканных его же политикой, они с радостью встретили эту новость, увидев в ней Божий суд.

В 1085 году, когда скончался Григорий VII, отношения между восточным и западным христианством никогда еще не были настолько холодны. Восточный император был отлучен римским папой, который открыто подстрекал беспринципных авантюристов к нападениям на их же единоверцев-христиан, а главный враг святейшего отца король Германии открыто получал финансовую помощь от Византии. Ненависть и злоба росли с обеих сторон. Но фактически раскола еще не произошло. Государственная мудрость еще могла бы сохранить единство христианства. В императоре Алексее Восток получил государственного мужа, достаточно гибкого и мудрого. А теперь и на Западе суждено было подняться деятелю того же калибра.

Одо де Лажери родился в благородном семействе в области Шатильон-сюр-Марн около 1042 года. Получать образование его послали в школу при Реймсском соборе под руководством святого Бруно, позднее основавшего орден картузианцев. Он остался в Реймсе, стал каноником, а затем архидиаконом собора, но все это его не удовлетворяло. Внезапно он решил уйти в Клюнийское аббатство. В 1070 году его принял туда аббат Гуго, распознавший его таланты. Он пробыл там некоторое время приором, а затем был переведен в Рим. Вскоре он получил возможность проявить себя, и в 1078 году Григорий VII назначил его кардиналом-епископом Остии. С 1082 по 1085 год он был легатом во Франции и Германии и по возвращении оставался с Григорием в последние несчастливые дни его папства. После смерти Григория в ссылке, когда в Риме царил антипапа Гиберт, верные кардиналы избрали вместо него слабого и не желавшего такой чести аббата Монте-Кассино, который взял имя Виктор III. Кардинал Остии не одобрил его избрания и не скрывал этого. Но папа Виктор не таил на него зла и на своем смертном одре в сентябре 1087 года рекомендовал кардиналам выбрать его своим преемником. Было известно, что и Григорий VII желал его восшествия, но конклав встретился в Террачине лишь в марте 1088 года, где и избрал его папой под именем Урбан II.

Урбан прекрасно подходил для своей задачи. У него была импозантная внешность, высокий рост, красивое лицо и борода, обходительные манеры и убедительная речь. Если ему и не хватало огня и целеустремленности Григория VII, то он превосходил своего предшественника широтой кругозора и умением общаться с людьми. Также он не был настолько горд и упрям, как Григорий, но не был и слаб. За свою верность папе и собственным убеждениям он отсидел в германском узилище по приказу Генриха IV. Он мог быть суров и безжалостен, но предпочитал действовать мягко, избегая споров, которые могли бы привести к озлоблению и распрям.

Ему досталось тяжелое наследство. Он мог спокойно жить только на территории нормандцев, а нормандцы были эгоистичными и ненадежными союзниками. Римом же владел антипапа Гиберт. Урбан мог проникнуть на римские окраины, но не прошел бы дальше без кровопролития, а он отказывался проливать кровь. На итальянском севере Матильда Тосканская упорно поддерживала его во всех своих обширных владениях. В 1089 году она укрепила свое положение, цинично заключив брак с германским герцогом Вельфом Баварским, мальчиком вдвое младше ее. Но в 1091 году германский король Генрих разбил ее войска в битве при Триконтае. Генрих был в расцвете своей силы. В 1084 году антипапа короновал его императором, и теперь он был владыкой Германии и одерживал победы в Северной Италии. Находясь в столь неуверенном положении, Урбан не мог рассчитывать на повиновение и других.

Но Урбан не опускал рук, проявляя упорство и дипломатичность, пока в 1093 году все не переменилось. С помощью денег, а не оружия он сумел провести в Риме Рождество этого года, а следующей весной обосновался в Латеранском дворце. Позиции императора Генриха ослабели из-за мятежа, поднятого его собственным сыном Конрадом, чье недовольство Урбан исподтишка подстегивал. На родине Урбана во Франции он благодаря своим организаторским способностям сумел взять под свой контроль всю церковную структуру. В Испании его влияние было наиболее сильным, и постепенно все более дальние страны Запада начинали признавать его духовный авторитет. Урбан забыл о притязаниях Григория VII на политическое господство. Со всеми мирскими князьями и государями, за исключением своих открытых врагов, он выказывал едва ли не безграничную сдержанность. К 1095 году он уже стал духовным властелином всего западного христианства.

А тем временем он обратил свой взгляд на восточное христианство. После смерти Роберта Гвискара его брат Рожер Сицилийский выдвинулся на первое место среди нормандцев, и Рожер не желал больше причинять обид византийцам. С его согласия Урбан вступил в переговоры с византийским двором. На соборе в Мельфи в сентябре 1089 года в присутствии императорских послов он снял отлучение с Алексея. На этот жест Алексей ответил тем, что в том же месяце созвал в Константинополе синод, на котором выяснилось, что имя папы не поминалось в диптихе «не по каноническому решению, а, так сказать, по небрежности», и было высказано предложение вернуть его туда после получения интронизационного послания от папы. Синод постановил, что для споров между церквями нет никаких серьезных причин, и рекомендовал посоветоваться с патриархами Александрии и Иерусалима. Патриарх Антиохийский присутствовал на синоде лично. Патриарх Николай III Константинопольский написал Урбану об этих решениях и попросил его прислать интронизационное послание в течение полугода. Он заверил папу, что латинские церкви в Константинополе могут беспрепятственно проводить богослужения по своему обряду. Ни слова не было сказано о богословских вопросах. Это не понравилось императорским послам в Италии — митрополиту Трани Василию и архиепископу Россано Роману, греческим клирикам, — их весьма тревожили посягательства папы на их территорию, и они с возмущением восприняли заявление папы о том, что в действительности к его сфере должны относиться и Фессалоники, причем на это у него имелись определенные исторические основания. Оба они предпочли бы, если бы Алексей встал на сторону антипапы. Но Алексей уже решил, кого поддержать, и, как человек прагматичный, понимал, что византийская Италия потеряна, притом и Гиберт вскоре оскорбил своих греческих друзей, устроив в Риме собор, на котором были осуждены браки священников[31].