Об эффективности этого оружия наглядно говорят некоторые эпизоды гражданской войны в Англии 1215–1217 годов. Несколько вождей восстания баронов пали именно под арбалетным обстрелом: арбалетчики обрушили на них град стрел, воспользовавшись стенами замка как укрытием. Когда в 1215 году гарнизон мятежников в Рочестере капитулировал, король Джон (Иоанн Безземельный) повелел освободить тяжеловооруженных всадников из числа взятых в плен за выкуп, но «за исключением арбалетчиков; арбалетчиков, которые за время осады уничтожили слишком много рыцарей и всадников, он приказал вести на виселицу». Эта незавидная участь ждала их в уплату за ту роль, которую они сыграли в бою. В решающем сражении при Линкольне в 1217 году именно «смертоносные стрелы» 250 королевских арбалетчиков решили исход дела, когда беспощадно валили боевых коней рыцарей, «как свиней на бойне».

В определенном смысле арбалетчики были изгои — церковные источники склонны ставить их в один ряд с наемниками и еретиками, — но это были изгои-профессионалы. Внушающие повсюду страх и ненависть, они тем не менее получали хорошее вознаграждение за свой ратный труд. На рубеже XII и XIII веков пеший арбалетчик во Франции зарабатывал вдвое больше, чем простой пехотинец. Европейские правители зачастую привлекали в свои армии арбалетчиков на особых, заманчивых условиях, которые могли фиксироваться документально. Так, например, за службу арбалетчику (per arbalisteriam) иногда давали участок земли. В Силезии немецкий воин мог владеть достаточно крупным участком пригодной для обработки земли, «за которую он служит арбалетчиком, в соответствии с грамотой». В феодальных бухгалтерских книгах XIII века регулярно встречаются записи о расходах на выплату жалования арбалетчикам, приобретение арбалетов и десятков тысяч болтов к ним[7].

Арбалет стал одним из главных военных достижений эпохи между серединой X и серединой XIV веков; появилось новое оружие, которое вызвало в обществе не только моральный шок, но привело к формированию нового корпуса профессиональных воинов и открыло новые возможности перед европейскими правителями.

На этот же период приходится еще одно нововведение в военном деле, пожалуй, даже более значительное — появление и развитие нового типа фортификационных сооружений.

В приведенном отрывке речь идет об основателе династии графов Понтье, который в последние десятилетия X века выдвинулся на фоне своих основных соперников. Как видим, здесь ясно говорится, что решающим фактором возвышения стало наличие у него замка. Именно замок оказался его главным преимуществом. Подобное соперничество в X и XI веках разыгрывалось по всей Европе, и верх неизменно одерживал тот, кто мог эффективно распорядиться своим замком, подобно Фридриху Швабскому, который, по меткому выражению его родственника Отгона Фрейзингенского, «таскал замок на хвосте своего коня».

Процесс распространения замков в Европе в X–XIII веках имел фундаментальное военное и политическое значение, и при оценке новаторской роли замка как фортификационного сооружения от исследователя требуется максимальная точность. Это задача непростая. В Европе военные укрепления существовали на протяжении тысячелетий, причем в самых разнообразных формах. Ни один набор критериев не дает возможности с абсолютной четкостью провести грань между крепостями Раннего Средневековья и замками Средневековья Высокого. Всегда будут оставаться какие-то сомнения, в чем-то будут усматриваться совпадения и элементы сходства. Тем не менее, если принять за удовлетворительную ту методику оценки, которая позволяет отмечать наиболее распространенные различия, то можно сказать, что замки, во множестве появившиеся в Европе в X–XII веках, характеризовались двумя отличительными особенностями: они имели малые размеры, но большую высоту.

Небольшие размеры замка наглядно подтверждаются примерами, когда они возводились внутри прежних фортификационных сооружений более внушительных габаритов. Одним из таких примеров служат нормандские замки, воздвигнутые в Англии после завоевания. В Олд-Саруме, например, нормандский замок стоит посреди старых земляных укреплений, которые почти в тридцать пять раз превосходят его в поперечнике. Подобный контраст заметен повсеместно. В Оверне, во Франции, небольшие замки нового тысячелетия зачастую строились внутри старых общинных укреплений, которые могли иметь в двадцать раз больший диаметр. На севере Германии мощные саксонские сооружения VIII века подчас имели очень большие параметры. В одном случае, в Скидриобурге, размер таких укреплений составлял 1000 на 800 футов.[8] Величина же замков, воздвигнутых впоследствии на месте или внутри прежних оборонительных сооружений, всегда оказывалась существенно скромнее. Так, например, около 980 года — тогда уже стали появляться замки нового типа — епископ Ольденбургский построил замок в Незенне, в Гольштейне, и сооружение имело поперечник от 50 до 150 футов. Существенное различие в размерах связано, в частности, с разным назначением этих сооружений. Скидриобург был большой общинной крепостью, которая возводилась для зашиты сразу целой общины. Незенна же строилась с иной целью — защитить от вражеского нападения прежде всего епископа, то есть феодала, а заодно и его приближенных и воинов — milites. (Другие примеры см. на рис. 2).

В силу малых размеров и скорее господских, нежели общинных, функций обслуживание замков требовало меньших усилий, а следовательно, и множиться они могли куда стремительнее, чем более громоздкие крепостные сооружения прежних времен. XI и XII века становятся эпохой новых замков, о чем свидетельствуют разбросанные по всей Европе бесчисленные Ньюкаслы (Newcastle), Шатонефы (Chateauneuf) и Нинбурги (Nienburg). На начало XII века в Англии, судя по всему, насчитывалось до 500 замков, причем все они были воздвигнуты за предшествовавшие 50 лет. Несложные расчеты показывают, что в среднем замок стоял через каждые десять миль. Аналогичные цифры можно привести и в отношении некоторых районов Северной Франции. В местах, где ощущалось мощное военное давление, например, вдоль границ Англии и Уэльса или саксонского государства со славянским миром, частота фортификационных сооружений оказывалась еще выше. Милитаризация общества была налицо.

Рис 2. Сопоставление некоторых типов средневековых укреплений по площади