Кстати, хорошо, что довольно давно, отнюдь не по религиозным соображениям, мне сделали обрезание, а то вот бы смешно было. Все те первые ребята, как и капитан команды, обрезанные, а я нет. Хохмочка получилась бы еще та. Хотя мог бы теперь пропеть про обрезание — и крайняя плоть послушалась бы.

Стоп. Чему радуюсь? Недоумок. А в чем лететь? Одежду можно теперь и не собирать. Если только открыть собственный магазин одного размера— XXXL. В Армию спасения и то не отдать. Такого размера нищие водятся только в Америке, у «Макдоналдса», а в Италии такое шмотье используют как чехлы для малолитражек.

Задачка непростая. Время позднее. Единственный шанс — звонок другу. Билл, выручай, мы теперь с тобой одного размера.

— Билл, привет, не сердись, всякая чушь в голову лезет — усталость.

— ОК!

— Н-да, ты не болтлив.

— Эта функция у нас закреплена за тобой.

— Уел... Зато за тобой матчасть.

— И что теперь?

— Могу я стрельнуть у тебя одежду?

— Кому-то в подарок?

— Если бы!.. Я, видишь ли, похудел до твоего размера, а вовремя не прибарахлился.

— Я должен это увидеть!

Через несколько минут с дорожной сумкой в руках, набитой шмотьем, Билл стоял в моем номере. Могу и не уточнять, конечно, на сумке был гигантский логотип окон. Бросив сумку на ковер, Билл принялся осматривать меня. Наверное, именно так пятилетние дети играют в доктора.

— Здорово! И как ты это сделал?

— Просто захотел и как идиот стал это повторять. Я даже не помню, вслух я это делал или нет. По идее, должен был вслух, тогда это напоминает библейскую тему Адама: когда еще во время нахождения в раю он попросил о дожде — и дождь пошел. Попросил о прорастании семян — и был услышан. Единство слова и дела. Переход умственного труда в физический, как это трактовали классики марксизма.

— То есть если я захочу чего-нибудь и произнесу вслух — сбудется?

Думаю, не все так просто. Ведь сказано, не искушай Господа Бога твоего. Скорее всего это должно совпадать с наличием объективной необходимости в деянии. Поясню. Воздушного змея запускают по восходящему потоку. Мне для служения надо было похудеть, я и похудел. Если ты захочешь пополнеть, то вряд ли это получится, так как будет очевидным баловством. Но вот зрение тебе, наверное, поправить можно.

— Хочу нормально видеть. Видеть. Видеть. Видеть...

Билл зажмурился и продолжал повторять, как заклинание, свою просьбу минут пять.

— Хватит, открывай глаза.

Билл аккуратно открыл левый глаз, тут же зажмурился, сорвал очки и бросил на пол. Очки, не ожидая подобного проявления благодарности за верную службу, издав жалобный звук, треснули, оттолкнувшись от пола, подпрыгнули вверх и, раскинув дужки, изломанным паучком застыли на паркете.

— Можешь ничего не говорить. Убедительная демонстрация радости.

— Здорово, просто здорово! Пойду позвоню жене. Пусть порадуется.

— Чему? Ты больше не будешь царапать ее очками при поцелуях?

Билл уже не слышал.

Человек женат. А у меня даже времени нет на флирт. Интересно, если я апостол, то мне что, к девчонкам теперь — ни-ни? А может, наоборот, это способ приобщения их к тайне. Да и вообще, если я апостол, то, значит, безгрешен? И все, что сделаю, хорошо?

Классика ереси. Дремучие Средние века и заморочки Томаса Мюнстера. Дьявольщина в чистом виде. Искус. А жаль! Хотя попробовать все-таки надо. Ничто человеческое не должно быть чуждо, а то оторвусь от паствы — как тогда ей помочь?

Звонок.

— Слушаю вас.

— Владимир Рудольфович, мы внизу, рейс через два часа. Не хотелось бы вас торопить, но сами понимаете, служба.

— Спускаюсь.

Достав из сумки Билла новенькую одежду, наскоро оделся и, прихватив еще московскую куртку, спустился вниз.

В фойе расположились люди в нескладных костюмах с очень пристальными взорами. Заметив меня, один Из них поднес манжету ко рту и сказал:

— Объект вышел, подавайте машину.

Я прошел в заботливо раскрытые двери, даже не удостоив взглядом ораву с проводками в ушах, и оказался в коридоре из спин, который заканчивался открытой задней правой дверцей лимузина.

Забрался внутрь. На заднем сиденье уже расположился очень пожилой мужчина.

— Здравствуйте, Владимир Рудольфович, очень рад вас видеть, Засекин Виктор Львович, посол России в Италии. Я, знаете ли, ваш давний поклонник. Разрешите по-отечески вас пожурить. Что же вы не предупредили нас о своем визите? Мы бы встретили, помогли чем можем... А то ведь ТАМ волнуются... Меня, старика, расспрашивают, а я и не знаю... Вы уж там намекните, что все прошло на высшем идейном уровне. Я понимаю, что у вас времени тут почти не было... Мы с ребятами собрали гостинец, так сказать, памятный набор. Вы уж не обессудьте, чем могли... Что-то я болтаю и болтаю, соскучился по новым лицам. К нам, конечно, часто прилетают, но чтобы такие люди — это событие...

— Виктор Львович, да побойтесь бога, я же не Алла Пугачева!

— Да, но за нее сам Александр Стальевич не стал бы просить, да и столько орлов бы не прилетело. Вы что думаете, в гостинице посольские были? Да у меня столько народу крепкого и не наберется. Это раньше в загранкомандировку стремились, а на нынешнюю зарплату желающих нет. Так, в основном мы, старики, свой век доживаем...

Виктор Львович приумолк, вспоминая партийно-правительственное прошлое, при котором ни за какие коврижки его бы не вытащили вечером из дома, оторвав от ужина, чтобы ублажать какого-то журналистишку. Да и не прилетел бы по мою продажную телевизионно-радийную душу борт из Москвы с группой сопровождения, достаточной для взятия приступом дворца Амина.

Погоревав, Виктор Львович продолжил:

— Вы о формальностях не беспокойтесь, мы васдоставим прямо к трапу самолета.

Бедный обломок старого режима! Что меня совсем не волновало, так это формальности. Пройдет не так много времени, и все формальности канут в прошлое. Дождитесь, дорогой Виктор Львович, может быть, сегодняшний вечер перетянет на весах все ваши подлости и только благодаря нашей нынешней встрече вы соскочите с острых вил, уже готовых подцепить наш перестроившийся, но все же очень коммунистический зад.

Приехали. Дверца, трап, стюардесса, улыбка.

— Добро пожаловать на борт самолета «Ильюшин» президентского отряда «Русь». Ваше место в первом салоне.

— Какое?

— Любое, в этом салоне летите вы один.

Свои вещи я из машины не забрал. Был уверен, что погрузят и без меня.

Удобно расположился, закрыл глаза и приказал себе отключиться. Судя по скорости, с какой разворачиваются события, в Москве поспать не дадут, так что не надо терять времени.