пришли к выводу, что неизвестная была убита. Я выяснил, что ее столкнули с пристани позади бара «Пес лодочника», и отыскал заведения, в которых женщина побывала в ночь гибели. В одном из баров мне сообщили, что это Арвене’ан Шелсин, меццо-сопрано из Алой Оперы. В Опере я получил большое количество информации; в частности, выяснил, что незадолго до смерти мин Шелсин поссорилась с композитором по поводу новой оперы и попросила покровителя театра о встрече. Но не дожила до дня, на который была назначена аудиенция.

Но где же искать причину убийства, размышлял я. В районе Джеймела, где ее настигла смерть? Или в Опере, где она практически жила, где требовала к себе внимания (тщеславная и самоуверенная девушка, по выражению мин Надин)? Я решил выяснить у Пел-Тенхиора размер ее жалованья; кроме того, мне было интересно, знал ли кто-то о стоимости подарков и побрякушек, которые она получала от своих покровителей. Знала ли она сама?

Арвене’ан Шелсин была скандалисткой и воровкой, но тратила деньги так быстро, что вместо драгоценностей в ее комоде хранилась стопка квитанций из ломбарда. Ее взбесила новая опера Пел-Тенхиора; она настолько разозлилась, что решила жаловаться маркизу Парджаделю, хотя по опыту знала, что это бесполезно. Может быть, она просто не умела учиться на своих ошибках? Или у нее имелась какая-то веская причина считать, что на этот раз спонсор театра ее выслушает? Но что именно он должен был выслушать? Парджадель уже знал о новой опере. Неужели у нее появилась какая-то информация о Пел-Тенхиоре или коллегах из труппы, которую она надеялась использовать в качестве рычага давления?

Я обдумывал эту идею, пока моя лошадь трусила мимо длинных каменных стен, которыми аристократы Амало ограждали свои имения. Вскоре поместья кончились, и мы очутились среди полей. Время от времени попадались загородные дома. Поля сменились рядами небольших аккуратных домиков, раскрашенных в яркие цвета. Еще немного – и мы въехали в город, где нас ждали муниципальная конюшня и трамвайная остановка. Но озарение так и не посетило меня.

На следующий день в зрительном зале Алой Оперы было гораздо больше народу. На сцене была не одна певица, но множество артистов, которые входили и выходили, обрывали пение, чтобы поспорить с Пел-Тенхиором, стояли у рампы и слушали. Рядом с композитором сидел молодой эльф с измученным лицом и что-то писал в огромной книге. Я заметил нотные линейки.

Пел-Тенхиор улыбнулся, увидев меня, но продолжал спорить с мужчиной-эльфом могучего сложения с низким голосом, напоминавшим далекие раскаты грома. Поскольку я не понимал, о чем шла речь, то принялся наблюдать за другими певцами. На сцене стояли мужчина и женщина, оба эльфы; женщину я узнал, это была То’ино, которой отдали партии мин Шелсин.

Может быть, именно это послужило мотивом для убийства? Ни одна женщина не могла бы с такой силой столкнуть мин Шелсин с причала. Ее воспоминание до сих пор жило в моей памяти, такое же яркое, каким я его увидел в морге, но мужчину можно было нанять или (подумал я, глядя на широкую грудь оперного баса) склонить к преступлению. Однако я не заметил радости на лице молодой женщины. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке. Я планировал поговорить с ней, но она не казалась мне похожей на преступницу, чьи коварные замыслы увенчались успехом.

У мужчины, стоявшего рядом с ней на сцене, – вероятно, тенора, – было лицо с «правильными» эльфийскими чертами, как выразилась бы моя бабушка из рода Келехада. Высокий, стройный, он двигался грациозно. Большинство оперных певцов выступали в париках, но у этого мужчины были длинные, густые, блестящие белые волосы. Наверное, он тратил по нескольку часов на сооружение замысловатой придворной прически. Не то чтобы это имело значение для оперы о фабричных рабочих. Интересно, подумал я, раздражает ли его сюжет так же, как раздражал мин Шелсин.

Наконец, Пел-Тенхиор сказал:

– Тура, мы можем спорить хоть целый день, но на этот раз я вам не уступлю. Моя фраза остается. – Он повернулся ко мне и произнес, используя множественное число, словно не сомневался, что вся труппа горит желанием схватить убийцу мин Шелсин:

– Отала, добрый день! Чем мы можем вам помочь?

– Мне нужно поговорить с артистами, исполняющими ведущие партии, – ответил я, – со всеми присутствующими.

– Это что еще такое? – недовольно проворчал Тура – я вспомнил его фамилию, Олора. – Кто это?

– Это Свидетель Мертвых, – пояснил Пел-Тенхиор. – Он расследует убийство Арвене’ан.

Мер Олор стал похож на карпа, вытащенного из воды, и больше не произнес ни слова.

– Хорошо, – обратился ко мне Пел-Тенхиор, – но сначала вы должны пойти со мной и познакомиться с барышней, которая расскажет вам очень интересную историю.

Мы углубились в лабиринт коридоров Оперы, но шли другим путем, не таким, как в прошлый раз с меррем Мейтано. Наконец, мы подошли к двойным дверям, на которых изящной вязью было выведено «Костюмерная».

– Я хотел понять, как она ухитрилась вынести из театра столько одежды, – объяснил Пел-Тенхиор, – и начал расспрашивать. И нашел мин Леверин.

Костюмерная ошеломила меня: здесь было в десятки раз больше одежды, чем в кладовке мин Шелсин. На многочисленных вешалках были развешаны замысловатые костюмы из шелка, парчи и бархата, отделанные кружевом, жемчугами, горностаем и золотой нитью. У меня зарябило в глазах. Пел-Тенхиор ухмыльнулся, заметив выражение моего лица, и сказал:

– К этому привыкаешь. Со временем. Но к делу. Это мин Леверин.

В жилах женщины текла кровь гоблинов – у нее была светло-серая кожа и алые, как рубины, раскосые глаза. Она выглядела расстроенной.

– Мер Пел-Тенхиор! – воскликнула она, вскочив со стула и выпустив из рук тяжелую парчовую юбку, которую как раз подшивала. – Я не…

– Лало, я же говорил вам, – сказал Пел-Тенхиор, – у вас не будет никаких неприятностей. Я сержусь только на Арвене’ан.

– Но… – пробормотала девушка. Я заметил, что она недавно плакала.

– Перестаньте, – перебил ее Пел-Тенхиор. – Это отала Келехар, Свидетель Мертвых, который занимается делом Арвене’ан. Повторите ему то, что вы рассказали мне.

Она испуганно взглянула на меня. Я сказал:

– Я ищу лишь истину, мин Леверин.

Мне не показалось, что эти слова утешили ее, но она села на стул, подобрала упавшую юбку и надежно закрепила иглу рядом с последним стежком. Потом заговорила:

– Я служу в костюмерной Оперы пять лет. Прошу вас, мер Пел-Тенхиор, я не знаю, что буду делать, если…

– Лало, – повторил Пел-Тенхиор, – я не собираюсь вас увольнять. Меррем Адалхарад сказала мне, что вы незаменимы.

Кровь прихлынула к ее щекам, но слова