Это тоже было не первое ее родео, и Зейди в больших карих глазах, редеющих выгоревших волосах и заметных морщинах увидела тот тип парня, симпатичного от рождения, который недавно понял, что он вовсе не Питер Пен и теперь весьма этим обеспокоен.

На рассвете следующего дня Зейди проснулась в своем номере, с колтуном на голове вместо привычной гладкой прически и пересохшим, занимающим по ощущениям весь рот, языком. Через пару секунд во рту появилась слюна, а в голове – воспоминания о том, где она, почему между ног у нее влажно, сколько разнообразных и необычных поз они перепробовали, а также осознание, что кроме нее в кровати, да и в номере никого нет. Может быть, он в ванной? Она заставила себя встать и приоткрыла дверь. Нет. Стюарт исчез.

Зейди открыла бутылку воды из мини-бара и практически опустошила ее одним долгим глотком. Затем решила, что так лучше. Да, лучше. Оглядев типично бежевый гостиничный номер, она поняла, что единственным признаком того, что они со Стюартом знатно покувыркались – не считая смятых простыней, – оказался презерватив, жалким червяком лежащий на плюшевом ковре. Посмотрев на него еще раз, внимательнее, она заметила, что он совершенно точно порван. Черт.

Зейди нажала на смыв, и резкий всасывающий звук заставил ее прижать руку к животу в инстинктивном защитном жесте. В кошмарах именно с таким звуком во вторник, в полдень, ей проведут процедуру. Так это назвала женщина, с которой она говорила по телефону. Они прекрасно разбирались в эвфемизмах, там, в «центре контроля рождаемости».

В зеркале, которое, безусловно, входило в тройку наименее льстящих в мире, отразилось лицо Зейди. С волосами все было в порядке, но вот кожа выглядела ужасно, и под слоем основы, которую она щедро намазала на лоб и скулы, отчетливо проступали прыщики. Да и скрыть то, как лиф ее формы обтягивает набухшую, чувствительную грудь, уже не представлялось возможным. На прошлой неделе ей пришлось отменить обед с Лариссой, поскольку если кто и заметит внезапные и весьма специфические изменения в твоем внешнем виде, то это явно невероятно наблюдательная и отлично образованная сестра. Та самая, которой никогда не придется стоять в туалете самолета, с незапланированным ребенком в животе и беспокойными мыслями о том, какое из двух чудовищных зол можно считать меньшим.

Да, Лариссе не пришлось бы этого делать, поскольку она принимала бы таблетки. А кроме того, у Лариссы в сумочке обнаружился бы запас суперпрочных, усиленных стальными нитями, антибактериальных презервативов. Всю жизнь Ларисса была аккуратной, а Зейди – любопытной. И это, как любила говорить их мать Патриция, было абсолютно правильным. В конце концов, Ларисса была Козерогом, а значит, расчетливой, уверенной в себе и разумной девушкой, а Зейди – Водолею – ближе были путешествия и приключения, исследования и эксперименты.

Но куда этот внезапный, в духе Водолея, квест приведет ее теперь? С ее кочевой работой она даже кота себе позволить не может, не говоря уже о ребенке. У нее за душой ничего нет: единственные более-менее ценные вещи – это хетчбек «Киа», тридцать шесть пар любимых шпилек и айпад первого поколения. Мать-одиночка, безработная и без перспектив, застрявшая в самой заднице мира, на окраине какого-нибудь Нигдевилля: вот кем она станет, если решит оставить ребенка. Но единственной альтернативой для нее был «центр контроля рождаемости» в полдень, во вторник. И это в качестве выбора казалось как минимум столь же ужасным.

Мысли Зейди прервал торопливый стук в дверь туалета. Чертовы пассажиры. Они, что, читать не умеют? «Занято», – хотелось ей закричать. За-ня-то.

– Ты в порядке, куколка?

Это была Лени-Джейн. Которая, должно быть, видела, как Зейди кинулась в туалет. Которая не даст себя одурачить. Которая, какой бы милой, веселой и легкой в общении ни казалась, на самом деле самая несдержанная из всех, кого Зейди знает. Черт.

– Да, солнце. Выйду через минуту, – откликнулась Зейди.

Затем с трудом заставила себя собраться и привести туалет в порядок. Мешок с рвотой маленькой пассажирки все так же стоял на краю раковины. С огромной осторожностью Зейди отправила его в мусорное ведро и вымыла руки, используя, возможно, слишком много мыла. Чтобы скрыть запах рвоты, она брызнула на лицо из флакона с надписью «Освежающий спрей». Когда она в конце концов вышла из туалета, вокруг нее плыло облако лавандового запаха отчетливо химического происхождения.

Лени-Джейн ждала ее за шторой, опершись на дверцы кладовой, и на лице ее было написано удивление. Напарница была невысокого роста, пухленькая, с акцентом, скорее всего, скопированным у Силлы Блэк[29], и яркими птичьими глазами, которые сейчас внимательно изучали Зейди.

– Ты уверена, что все в порядке? Выглядишь так, что краше в гроб кладут. Иди-ка сюда и присядь.

Зейди позволила Лени-Джейн устроить ее в раскладном кресле и укрыть пледом. И с благодарностью приняла стакан газировки и мятную пастилку. Она устала, так устала. Устала, как никогда прежде за всю свою жизнь. Ей казалось, что сердце превратилось в кусок свинца, или сила земного притяжения возросла в разы, причем только для нее. Она представила, что летит, словно тяжелый кожаный мяч, сквозь складное кресло, сквозь пол самолета, прямо к земле. Выбивает в ней кратер.

– Ну, и что происходит? – спросила Лени-Джейн, склонив голову набок. Скинула туфли и скрестила руки на груди, став еще короче и шире, и теперь походила на встревоженную мать-наседку.

– Все хорошо, спасибо, солнце. Правда. Просто когда ту малышку вывернуло, у меня желудок к горлу подпрыгнул, – объяснила Зейди с натянутой улыбкой. – Скоро приду в норму.

– В но-о-орму, – протянула Лени-Джейн, подозрительно нахмурившись. – Хм-м-м. Посиди-ка здесь с полчасика, потом посмотрим, полегчает тебе или нет.

Лени-Джейн впихнула маленькие пухлые ступни в узкие туфли и отбросила с лица жесткие высветленные пряди волос. Прежде чем вернуться в слабо освещенный салон, она кинула на колени Зейди журнал.

– Вот. Займи чем-нибудь свою голову, – посоветовала коллега, внимательно и, по мнению Зейди, слишком уж понимающе взглянув на нее.

То, что случилось потом, Зейди всегда будет помнить с абсолютной четкостью. Она вспомнит и вес журнала, напечатанного на высококачественной бумаге, и карикатурный ярко-красный нос премьер-министра на обложке. Зейди вспомнит и другие, совершенно случайные вещи: рыжеватый цвет грязи в рекламе джипа, странный шрифт в стиле ретро, использованный в заголовке «Развод – хит сезона», и резкие черты главного астролога журнала на черно-белом фото.

Зейди не особо увлекалась астрологией. Этим, скорее, интересовалась ее мать. Патриция О’Хара не считала астрологию мистической наукой, она подходила к ней с практической, обыденной точки зрения. Ее знак был фактом, таким же, как цвет волос, глаз или кожи, и она верила, что принадлежность к Девам объясняет все, начиная от ее манеры складывать простыни (прямо как в том ролике Марты Стюарт на YouTube) до полностью укомплектованной аптечки в сумочке.