Всесоюзная слава пришла к Мордюковой в январе 1956 года, когда на экраны страны вышел фильм «Чужая родня», где актриса сыграла главную женскую роль — Стешу Ряшкину. Снял ленту Михаил Швейцер. Причем худсовет был против ее кандидатуры, и Мордюкова, зная об этом, собиралась отказаться от роли, но Швейцер сумел ее уговорить.

По сюжету героиня Мордюковой жила в семье настоящих куркулей — людей, которые свое личное благополучие ставят выше общего (колхозного). На этой почве у нее никак не ладится жизнь с мужем Федором (эту роль исполнил Николай Рыбников).

Премьера «Чужой родни» стала «звездным часом» для Мордюковой. После этого у нее одна за другой пошли роли, которые вывели ее в число лучших актрис не только советского, но и мирового кино. Это вовсе не преувеличение, так как позднее (в 1992 году) имя Нонны Мордюковой будет занесено в Британскую энциклопедию кино. Кроме нее этой чести будут удостоены еще две советские актрисы: Фаина Раневская и Верико Анджапаридзе.

В середине 50-х наша героиня имела прекрасную возможность сыграть роль-мечту — шолоховскую Аксинью в «Тихом Доне», экранизировать которую задумал «крестный отец» нашей героини в кинематографе Сергей Герасимов. Отметим, что в ту пору в киношной среде ходили упорные слухи о том, что Мордюкову и Герасимова связывают не только служебные, но и романтические отношения. Поэтому участие молодой пассии режиссера в этом грандиозном кинопроекте ни у кого не вызывало нареканий. Кроме одного человека — супруги режиссера Тамары Макаровой. Макарова не очень хорошо относилась к Мордюковой еще со студенческих времен, а тут еще этот любовный роман. Короче, именно Макарова заставила мужа искать на роль Аксиньи другую исполнительницу. В итоге ею стала Элина Быстрицкая. По словам Мордюковой, для нее это был столь тяжелый удар, что она едва… не наложила на себя руки! Затем вроде отошла, благо без работы ей тогда сидеть не приходилось.

В конце 50-х годов она снялась в следующих фильмах: «Екатерина Воронина» (1957; крановщица Дуся Ошуркова; 11-е место в прокате — 27,8 млн зрителей), «Добровольцы» (1958; метростроевка; 17-е место — 26,6 млн), «Отчий дом» (Степанида), «Все начинается с дороги» (Даша), «Хмурое утро» (Матрена) (все — 1959).

Попадала в эти фильмы актриса по-разному. Вот, например, как получилось с «Добровольцами». Его режиссер Юрий Егоров однажды шел по коридору студии имени Горького и лицом к лицу столкнулся с Мордюковой. «Нонна, — сказал он ей, — выручи меня. Мне нужна актриса на эпизодическую роль. Надень брезентовую робу и иди в павильон. Там установлена декорация шахты метро. Сядь там и пей из бутылки молоко. Больше ничего от тебя и не требуется».

Отмечу, что буквально через два года после этого маленького эпизода тот же Егоров пригласил Мордюкову уже на главную роль (Саша Потапова) в свою новую картину «Простая история» (1960). Собственно, иначе и быть не могло, так как сценарист Будимир Метальников писал главную роль именно на нее. Почему? К тому времени Мордюкова уже входила в число самых талантливых молодых актрис в советском кинематографе.

Фильм имел большой успех у зрителей, и львиная его доля принадлежала исполнительнице главной роли. Между тем на его съемках она внезапно увлеклась одним из своих партнеров по картине — Василием Шукшиным. Сама актриса о своих чувствах к нему вспоминала следующим образом:

«Я хорошо помню Васю, начинающего, молоденького, холостого, вольного, ничейного и для всех. Студент, приглашенный студией Горького на переговоры для съемок в фильме „Простая история“. Ему отводилась роль молодого возлюбленного Саши Потаповой, которую играла я…

Был он в солдатской форме и в сапогах, которые еще долго потом не снимал… Радость какая, думала я, какая радость — вот человек! Учится на режиссерском, сибиряк, красивый…

Мы уже начали заниматься гримом, а я все подсчитывала, когда же начнется экспедиция и появится Вася. Нет, что ни говорите, а есть такие люди, которые „кормят“ нас, они излучают прану, то есть жизнь. При таком человеке в душе все успокаивается, все распределяется как надо. Какая это бесценная награда, когда встречается такой вот человек!

Мы жили общежитием, и я, не скрою, всегда безошибочно узнавала скрип Васиных кирзовых сапог, всегда угадывала, в какую комнату он вошел. Захаживал он и к нам. Мы жили вдвоем со вторым режиссером Альперовой…

Трудное было для меня время. Вася был со всеми одинаков, а я хотела, чтобы он почаще бывал со мной. И, не отрываясь, следила за каждым его жестом, ловила каждое его слово. И, если уж быть до конца откровенной, мне не хотелось расставаться с ним никогда. Слава богу, роль у Васи была небольшая, и он недолго пробыл в экспедиции. Острый, болезненный для меня момент прошел благополучно. Как трудно иногда бывает нам, женщинам, когда есть муж и сын, а в тебе молотком стучит воспоминание о ком-то другом…»

Последние слова актрисы выдают нам непростые отношения, которые сложились в ее семье в то время. К началу 60-х годов их брак с Тихоновым сохранял лишь внешнее благополучие и был готов рассыпаться в любую минуту.

Судя по всему, уже к середине 50-х отношения между Мордюковой и Тихоновым превратились в чистую формальность, и они сохраняли брак только ради маленького сына. Поэтому их периодические романтические увлечения с коллегами по киношному цеху были вполне закономерны. Например, в конце 50-х Тихонов сильно увлекся популярной киноактрисой из Латвии Дзидрой Ритенберг. Этот роман длился около двух лет и распался по вине Тихонова — он заподозрил свою возлюбленную в неверности (за ней стал ухаживать актер Евгений Урбанский) и предпочел порвать отношения. А вскоре после этого распался и его брак с Мордюковой. По ее словам:

«Сколько помню наше супружество — всегда в долгах как в шелках, от зарплаты до зарплаты еле перебивались. Да и жили с ребенком в проходной комнате, через нас люди чужие десять лет ходили — туда-сюда, туда-сюда… Нет, тяжело, безденежно мы жили. Когда разводились — и делить ничего не надо было…

Друг другу мы не подходили. Как будто с разных планет два существа на одной жилплощади вдруг оказались… Я родом с Кубани, где говорят и смеются громко, а он был тихий, чистый, красивый павловопосадский мальчик… Не нравилось ему, что я заметная, яркая. Когда шли в гости, он всегда говорил: „Нонна, я тебя умоляю, не пой частушки“. Он частушками всякое мое пение называл — даже романсы… И еще обида на всю жизнь осталась у меня — никогда, ни разочка он меня с днем рождения не поздравил. Бывало, солнце уже садится, а я все жду, что вспомнит… Не дождалась… А себя зато очень любил в молодости — каждый свой пальчик, каждую черточку…

Я давно поняла, что он мне активно, трагически не нужен. Но ребенок уже появился, и мы по христианскому обычаю стали жить. Вернее, не жить, а мучиться — ни ему домой не хотелось, ни мне… А расходиться было стыдно. Тогда же времена другие были, иначе на эти вещи смотрели. Да еще мама… Приедет в Москву с Кубани, я плачу в голос: ой, мамочка, не могу, хочу развестись… А она расплачется в ответ и причитает: не бросай, доча, а то останешься на всю жизнь одна. Мама опытным, прозорливым человеком была, она своим женским чутьем понимала, что честности, стабильности у мужа моего не отнять. Он не выпивал, по сторонам не смотрел — думаю, что и не изменил мне ни разу. Впрочем, как и я ему. Но только мама умерла — мы через два дня после ее похорон и расстались. Подозреваю, что он вздохнул с облегчением…»