class="p1">— Запорю! — брызгал слюной Витя Васильев. — Лучше отсижу или пусть расстреляют, но тебе, гаду, жить не положено. Кулак и куркуль.

— Дернуться не успеешь, — спокойно ответил Мешков. — Я тебе обухом въеду промеж глаз и похороним с оркестром. Сам закажу.

И он тоже вскинул колун на плечо остриём назад.

— Заходи в калитку Мешкова и сделай так, чтобы они говорили с тобой. Пусть оба к тебе повернутся. — Шепнул Малович Владимиру.

— Мужики. Я из милиции. Вот удостоверение, — Вова раскрыл и протянул «корочку». — Давайте успокоимся и поговорим.

— Если ты милиционер, то почему не по форме одет? — крикнул Васильев.

— Такое удостоверение и я нарисую, — согласился с соседом Мешков. — Где погоны? А. может, это ты как раз дырку в заборе сделал? Ходят всякие!

От Витьки ко мне лез! Точно! У меня-то есть что стырить. А местная шпана адресок шепнула. А ну иди сюда.

И они оба сделали по паре шагов к капитану Тихонову.

Малович за эти секунды просто перепрыгнул через разделяющий дворы штакетник. Он кроме бега и прыгал на тренировках. Положено было. Для него забор в полтора метра был высотой тренировочной. Он сзади длинным скачком подлетел к соседям и обоим сверху подломил в локтях руки с колющими предметами. Вилы с топором выпали и Малович понёс их с собой к своему мотоциклу, чтобы следователь приобщил вещдоки к делу. Мужики упали на спину, но поняли, что на них надевают наручники только тогда, когда Тихонов застегнул второй.

Составили протокол, из которого было ясно, что при внимательном осмотре установлено: дыру прогрызли две собаки. Волос рядом с дырой катался по земле. Белый и рыжий. Чего надо было собакам, выяснить никаким образом не представлялось возможным. Записали, что «по своим животным потребностям». Мешкова и Васильева в колясках отвезли в отделение.

Витя материл милицию, которая в обычную людскую жизнь лезет грязными сапогами. Мешков курил и молчал. Жены плакали. Дети молча смотрели и куда повели отцов не догадывались. Оба соседа получили по пятнадцать суток за попытку вооруженного нападения друг на друга из-за неприязненных отношений. Маловичу с Тихоновым записали очередное задержание вооруженных холодным оружием хулиганов. Оставили мужиков у следователя и поднялись к командиру.

— Поганцы пойманы, обезврежены и сданы следствию, — доложил Малович.

— Ну, ты, кажись, на склад Иванова собирался ехать? На «Большевичку»? — добрым голосом сказал Лысенко. — Найди тайник, Саша. Может там помимо «черной» бухгалтерии и фамилия убийцы реально есть. Кто-то же Иванову брякнул. Не сдал, а проговорился. А он, если найдём, может и командира назовёт. Это же по экспедитору «спецторга»? Аппаратура, оборудование?

— Так точно! Мы с Володей уже поехали, — Малович взял со стола полковника всего две карамельки, одну подарил Тихонову и они поехали на склад.

Замещал Иванова какой-то Мананников. Он дал ключи от трёх сейфов и от ивановского кабинета. Пришел вчера выписанный из больницы Русанов. Уточнил чем будут заниматься милиционеры. Понял, что хотят просматривать документацию в сейфах, вежливо поулыбался и незаметно исчез.

— Вы занимайтесь своими делами, — попросил Володя Мананникова. — Позовем, если что…

— В сейфах нам делать нечего, — Малович кинул ключи в карман. — В кабинете тоже. Искать надо почти на самом видном месте. Умный человек что-то секретное и важное всё разместит почти перед глазами посторонних. Или под ногами. Может, над головой. Но близко. Там искать не будут. Потому, что все, кто ищет очень важное спрятанное, лазят по дальним недоступным закоулкам. У всех примерно одинаковая в этом психология. Надо нам, Вова, думать, где тут под носом тайник Иванова.

Сели на стеллажи и стали разглядывать всё, что расположилось в круге диаметром примерно в три метра. Они заглядывали под стеллажи и надеялись, что Иванов прилепил бумаги изолентой к доскам снизу. Не было там ничего. Рядом со столом стояли две сломавшиеся швейные машинки. Их могли забрать в ремонт через день. Тоже не то место. Позади стола висели плащ Иванова, рабочие брюки, куртка и брезентовая накидка с нашитыми внутри карманами. Посмотрели и там. Ничего.

Малович сел за стол Иванова. Поставил локти на крышку, взялся руками за волос.

— Тут, блин, где-то. Чувствую, что тут. Чув — ству — ю… Смотри как плотно на столе всё лежит. Чернильный прибор, часы, Ещё одни часы. Календарь перекидной, семь штук папок одна рядом с другой. Карандаши, штук десять один к одному. Ручки автоматические. Четыре штуки. Зачем тогда тут чернильный прибор? И стол застелен домашней голубой скатертью. Стол-то на кой хрен на складе скатертью крыть?

— Шура! — прошептал Тихонов. — Я понял. Что под скатертью?

Александр Павлович потрогал сбоку. Провел вдоль ладонью.

— Лист текстолита на фанерной крышке. Зачем? Давай, снимай всё и ставь рядом.

Под текстолитовой пластиной размером ровно с крышку стола лежали листы бумаги. Много листов. Друг на друге. Но не более трёх листов в стопке.

— Оно? — прошептал Тихонов.

— Девяносто девять и девять десятых процента, — Малович улыбнулся. — Бери стопки и складывай в портфель по очереди. Как они тут лежат. Слева начинай.

Потом они восстановили всё как было на скатерти. Часы, чернильницу, карандаши и папки с бумагами.

— Ну, может повезло? — ещё раз улыбнулся Александр Павлович.

— Да чтобы тебе и не повезло? — тихо засмеялся Володя. И они отдали все ключи заместителю.

— Вроде везде нормально всё, — пожал ему руку Малович. — Может, заедем ещё. Не знаю.

Они вышли к мотоциклу и через двадцать минут уже вникали в документы «чёрной» бухгалтерии и разыскивали тот реестр, где была вставлена, по словам ещё живого тогда Иванова, фамилия убийцы экспедитора Шахова, секретного агента единственного на город «спецторга», достающего импортное оборудование и приборы, которых в городе ни у кого не было.

Вроде и не много было бумаг, но три часа оперативники читали всю писанину по слогам, чтобы чего не пропустить. И вот она выплыла, бумажка долгожданная. Вынырнула из болотца гнилых записей о поступлении и расходе ворованных денег. Называлась бумага «Реестр спец. приборов, оборудования и аппаратуры для использования в швейном производстве».

До конца листа шло под номерами перечисление всего, и стоимость напротив каждого предмета написана была.

— Явно не та, какую реально заплатили. — Догадался Тихонов — Уменьшены в «левых» документах все суммы. А в бумагах официальных они почти вдвое выше должны быть. Тоже «тюлька». Затраты видны, а сколько что реально стоит — как определишь и кто вдруг поедет в Белоруссию сверяться?