Ситуация однозначно казалась смешной, но он был не в том состоянии, чтобы по достоинству оценить ее комичность. Молодой человек упрямо отказывался говорить: в нем созрела какая-то мальчишеская решимость переиграть своего друга в этой игре. Он сидел молча и просто читал. Одна минута сменяла другую. Так прошло полчаса, может больше, но его упрямство оставалось неизменным. Доктор Фелдман, в свою очередь, также продолжал эту глупую игру, он превосходно изображал глубокий сон: его дыхание становилось все глубже, а борода поднималась и опускалась вслед за вздымающейся грудью. Его карие глаза были плотно закрыты до тех пор, пока тишину комнаты наконец не нарушил слабый звук часового боя. Пелэм сосчитал удары — три часа ночи. Занимался рассвет. Молодой человек неожиданно оторвал взгляд от книги, еще не понимая почему…

И тут он замер, он похолодел, потом кровь бросилась в голову. Что это? Что бы это могло означать? На первый взгляд при слабом утреннем свете доктор Фелдман выглядел как прежде, но, присмотревшись, Пелэм увидел нечто поразительное. Казалось, юноша весь обратился во взор, даже слезы навернулись. Спину окатило холодом.

Отличие наметилось, но пока неявное: на первый взгляд перед ним сидел все тот же Макс Фелдман, но не совсем. Так Пелэм и написал, когда переносил эти события на бумагу. И краткость его описания показательна. Очевидно, не все он смог доверить бумаге. Юношу сотрясала дрожь. Недавнее равнодушие и нечувствительность таяли с каждой секундой. Казалось, «успокаивающий» эффект покинул его.

Он старался не отводить глаз; со всей возможной концентрацией наблюдал за своим другом, сознавая, что взвинчен до предела. Но все же промелькнувшее впечатление не возвращалось, хотя Пелэм был убежден, что ему не померещилось. Юношу бросало то в жар, то в холод. Он был на грани истерики, словно напуганная девчонка. Фигура на стуле, насколько он мог судить, не менялась: все та же тучность, те же широкие плечи, та же черная борода и «спящие» глаза, как и прежде. «Идиот, — хотел сказать юноша, — все еще притворяется», — но мысли отказывались обращаться в слова, которые стали бы ложью. Во всяком случае, определение «спящий идиот».

Его описание того, что случилось потом, оказалось чрезвычайно кратким. Юноша не мог отвести глаз и был не в состоянии пошевелиться. Он просто сидел и смотрел. Борода поднималась вверх и опускалась вниз вслед за медленным движением широкой грудной клетки, расслабленное тело не выдавало никакого напряжения, голова, как прежде, клонилась то вперед, то назад. И вдруг этот второй образ стал проступать, тот, иной, облик вернулся. Лицо, на котором до сих пор не промелькнуло ни одной эмоции, начало меняться. Перемены происходили очень медленно. Белое и черное в его облике становились все контрастнее: белое — мертвенным, а черное — демоническим. Губы под темными усами искривились, брови приняли резкий изгиб, а челюсть выдвинулась вперед. Эти явные перемены происходили медленно, но неуклонно, пока лицо окончательно не обрело жестокое выражение. Прежняя маска сползла. Пелэм, не имея сил даже шевельнуться, только беспомощно смотрел на эти отвратительные перемены. На его глазах совершалось невероятное, невиданное, чего люди не хотят признавать. Юноша убеждал себя, что это невозможно, но все же не мог отвести глаз.

«Это совсем не доктор Фелдман, не Макс Фелдман, не мой друг», — хотелось крикнуть ему, но тут он понял, что даже мысли застыли в голове. Воля была полностью парализована. А голова сидевшего перед ним вдруг стала поворачиваться. Поворачивалась она медленно. Под этим новым углом борода приоткрыла шею. Воротничка не было.

Пелэм попытался закричать, взвизгнуть, но у него перехватило дыхание. Ужас окатил его ледяной волной. Юноша дрожал с головы до ног. Причем так сильно, что даже зубы клацали, а ноги отбивали дробь на деревянном полу. Он все так же беспомощно смотрел, ведь страшное зрелище настолько приковало его взгляд, что ни отвести глаз, ни закрыть их он не мог. Причем это демоническое лицо, лишь недавно носившее маску его друга, собиралось меняться дальше. Он это знал. Возможно, предстоящие изменения выдало легкое дрожание щек. Что-то гадкое происходило с кожей. Юноша знал, что сейчас откроются глаза.

Голова повернулась еще немного, она пугающе откинулась на бок. Голую шею пересекали тусклые багровые линии. В тот же миг открылись глаза, пронзая Пелэма ужасным завораживающим взглядом. Это были сверкающие, застывшие глаза маньяка. И вовсе не карие, а черные. Вот они уставились на юношу, в их глубине плескалась смерть. И тут же вся фигура содрогнулась и начала меняться вслед за лицом. Эти метаморфозы происходили с невероятной скоростью, словно в кино. Огромная фигура неожиданно съежилась и истощилась, широкие плечи ссутулились, только черная борода по-прежнему спускалась на голое горло, отмеченное страшными багровыми метками.

Потом фигура поднялась. Без каких-либо усилий покинув стул, человек встал, замер на миг, слегка пошатываясь, потом руки резко вытянулись вперед, открывая взгляду длинные жилистые пальцы, которые рвались к горлу Пелэма. Сияющие, словно фонари, глаза становились все ближе…

Оглушительный грохот, раздавшийся неожиданно, вывел Пелэма из ступора и, казалось, придал ему сил. В дверь кто-то барабанил, яростно трезвонил дверной звонок. Эхо прокатилось по дому. Ужасная фигура хотя и не замерла совсем, но не дотянулась до Пелэма. Самообладание частично вернулось к юноше, разбуженное, возможно, этим самым звонком. Он подпрыгнул, закричал и рванулся к двери. Пелэм добежал до нее, несмотря на то что его ноги заплетались. Лестничные пролеты он преодолел буквально в два огромных прыжка и промчался через холл. Когда он открыл дверь, на пороге стоял доктор Фелдман. Его друг зашел в дом и захлопнул дверь.

«Искренне сожалею, старина, но дела заняли больше времени, чем я предполагал. Вы забыли оставить ключи…» — это было все, что Пелэм услышал, прежде чем темнота накрыла его и он упал на руки своему другу.

Обморок продлился не более минуты. Глоток бренди из фляжки доктора заставил юношу прийти в себя. Затем последовал путаный разговор, вопросы, бессвязные ответы и потом — доктор Фелдман твердо на этом настоял — визит в комнату наверху. Вместе, бок о бок, держась за руки, они вошли в комнату, оказавшуюся совершенно пустой. На чемодане стояли оплывшие свечи, рядом лежали электрический фонарик и пистолет, на полу валялась книга, а друг против друга — пара пустых стульев.

Юный Пелэм, дрожа с головы до ног, белый как мел, не мог сказать ни одного разумного слова. Доктор привез его домой и дал успокаивающую микстуру. Лишь потом, на досуге, он изучил описание той ночи, сделанное юношей. Фелдман сам настоял, чтобы сначала все было изложено письменно. Разговор последовал уже позже. Доктор провел свои собственные исследования, результаты которых остались в его личных записях; но были два факта, которые он не смог объяснить: первый — то, что убийца употреблял наркотики сам и накачивал ими своих жертв, и второй — лицо этого помешанного, что странно, украшала черная борода, и в придачу у него были черные глаза.

Перевод И. Чусовитиной

Он принадлежал к той категории неказистых домов, к которым привлекает только окутывающая их зловещая история, а сами по себе они не способны вызвать никакого интереса. Он казался слишком обычным, не обладая какой-либо индивидуальностью, и уж тем более не особенной атмосферой. Основательный и несколько нескладный, он своей громадой возвышался над деревцами парка. Примечательным были лишь его непритязательность и простота.