Его невыразительные окна смотрели с холма на Кентскую пустошь, одинаковую при любой погоде: тоскливую зимой, гнетущую весной и унылую летом. Словно какая-то гигантская рука бросила его здесь и оставила умирать от истощения. Чтобы найти такому дому жильцов, надо было бы очень сильно приукрасить рекламное объявление, но и это вряд ли бы помогло. Кто-то говорил, что душа дома сбежала; другие считали, что она покончила жизнь самоубийством. Последняя гипотеза принадлежала тому владельцу, который потом в библиотеке наложил на себя руки, поддавшись, видимо, дурной наследственности. Два следующих наследника поступили так же, с интервалом в двадцать лет; и не было никаких разумных причин, чтобы объяснить эти три несчастья. На самом деле только первый владелец жил там постоянно, двое других приезжали летом и уезжали оттуда осенью с явным облегчением. Поэтому, когда во владения домом вступил Джон Берли, его теперешний хозяин, с особняком было связано стойкое суеверие, опирающееся, несомненно, на зловещие факты.

Наш век относится к суеверным людям без снисхождения, считая их дураками и шарлатанами, но здравомыслящий Джон Берли такого снисхождения не проявил, пропустив слухи мимо ушей. Он даже не подозревал об их существовании. Он игнорировал их, как игнорировал, скажем, эскимосов, поэзию и прочие стороны человеческой жизни, не имеющие к его личной жизни никакого отношения. Успешный бизнесмен, он занимался только тем, что реально, и общался исключительно с деловыми людьми. Его благотворительность, по большому счету, также имела деловую подоплеку; однако, хотя он это отрицал, все же носила суеверный характер: никому не удается избежать суеверий, они слишком укоренились в нашей жизни. У Берли суеверие принимало такую форму: если он не пожертвует десятую часть своих доходов, то не будет процветать. Этот зловещий особняк, по его мнению, мог бы стать идеальным санаторием.

«Только трусы и лунатики кончают жизнь самоубийством, — откровенно сказал он, когда его намерение подверглось критике. — Я не отношусь ни к первым, ни ко вторым».

И громогласно расхохотался. Под его властным влиянием подобная слабость и в самом деле казалась заслуживающей презрения, а все суеверия представлялись лишь следствием полнейшего невежества. Даже ореол таинственности вокруг этого дома несколько бледнел в его присутствии.

«Не могу понять, — изрекал он и многозначительно добавлял: — Даже представить не могу то состояние, в котором мужчина способен помыслить о самоубийстве, не говоря уж о том, чтобы совершить его». — И вызывающе выпячивал грудь.

— Говорю тебе, Нэнси, это или трусость, или болезнь. А мне они ни к чему.

Берли отмахивался от суеверий весело и жизнерадостно. Свои недостатки признавал с искренним смехом, который его жена называла громогласным. Он снисходительно относился к страшным байкам, ходившим среди моряков, и даже пару раз упоминал о кораблях с призраками, из числа принадлежавших его компаниям, но делал это, неизменно изъясняясь в единицах грузоподъемности и вексельной стоимости. Мыслил он широко, а детали оставлял для клерков.

Его согласие провести ночь в этом особняке было продиктовано деловой необходимостью бизнесмена и филантропа, который столкнулся с глупой стороной человеческой натуры. Это согласие также можно было оценить в рамках грузоподъемности и вексельной стоимости. Местные газеты вновь воскресили историю о самоубийцах, призывая обратить внимание на проклятие, висевшее над этим домом и, возможно, над новым владельцем. Но особняк тем не менее оставался той собственностью, которая требует капиталовложения, но не приносит дохода. Он был идеален для использования его в роли санатория, и такое ничтожное условие, как проведение в нем ночи, не могло остановить Джона Берли. «Мы должны принимать людей такими, как они есть, Нэнси».

У его молодой жены, конечно, были свои причины, и если она была так захвачена идеей охоты на привидение, он не видел причины, чтобы не потворствовать ее желанию. Встретив ее довольно поздно, он любил жену такой, как она есть. Чтобы унять слухи и суеверия среди предполагаемого персонала, пациентов и сторонников — всех тех, чья поддержка была необходима, — Джон принял решение провести скучнейшую ночь перед открытием особняка.

— Пойми, Джон, если ты, владелец, поступишь именно так, то это убьет все порочащие слухи в зародыше. Иначе, если после открытия пойдет что-нибудь наперекосяк, все свяжут исключительно с этими самоубийствами и привидениями. Санаторий обретет плохую славу с самого начала. Возникнут бесконечные проблемы, и все обернется полнейшим провалом.

— Ты думаешь, что одна ночь, проведенная там, остановит слухи?

— Согласно старой легенде, это разрушит проклятье, — отвечала жена. — В любом случае таково условие.

— Но рано или поздно здесь все равно кто-то умрет, — возразил он. — Этого мы не сможем предотвратить.

— Но мы сможем предотвратить слухи о том, что они умирают неестественной смертью, — объяснила она, полагаясь на свое знание общественного мнения.

— Ясно, — ответил он, презрительно кривя губы, хотя сразу оценил правдивость сказанного.

— Если только ты не выпьешь яду в холле, — смеясь, добавила она, — или не решишь повеситься на подтяжках.

— Я проведу там ночь с тобой, — согласился он, немного подумав. — Это будет словно новый медовый месяц. Повеселимся вместе, верно?

Теперь ему даже стало интересно — наверное, проснулась какая-то мальчишеская черта его натуры. Но энтузиазм уменьшился, когда жена объяснила, что в таком предприятии лучше быть втроем, чем вдвоем.

— Я уже бывала в такой ситуации прежде, Джон. Мы всегда ходили втроем.

— С кем же? — спросил он, удивленно посмотрев на жену.

Но та объяснила, что если что-то пойдет не так, то втроем они должны лучше справиться. Это было совершенно очевидно. Он прислушался и согласился.

— Я позову молодого Мортимера, — предложил Джон. — Он подойдет?

Нэнси задумалась.

— Что ж, он веселый. Ему тоже будет интересно. Сойдет.

Ее голос звучал вполне безразлично.

— К тому же он развлечет нас своими историями, вот время и пройдет, — добавил Берли.

Так капитан Мортимер, еще недавно морской офицер, веселый парень, отчаянный храбрец и кузен миссис Берли, занимавший теперь хороший пост в лондонском офисе компании, был утвержден в качестве третьего члена веселого предприятия. Но капитан Мортимер был молод и пылок, миссис Берли — симпатична и гораздо моложе своего мужа, а мистер Берли — беззаботен и излишне самоуверен.

Судьба расставила коварную ловушку, и Джон Берли, такой невнимательный и неосторожный, попал в нее. Он выпутался, но таким образом, каким никто и предположить не мог.

Той ночью, на которую в итоге пал выбор, стало восемнадцатое июня, едва ли не самая короткая ночь года, с заходом солнце в 20.18 и восходом в 3.45. Полная темнота должна была продлиться всего часа три. «Ты настоящий знаток», — признал Джон, когда жена объяснила ему, что требуется пересидеть только полную темноту и нет никакой необходимости торчать от заката до рассвета.