— Не понимаю ничего.

— Ты с Антоном далеко зашла? — тихо поинтересовалась я у нее.

— Хватит, а? — Маринка посмотрела на часы, потом быстро обрела взглядом всех присутствующих. — Никуда я с ним не заходила. Мы тихо-спокойно разговаривали в зале, и все. И вообще: что за дела? Мы, слава богу, не в Турции живем средневековой, чтобы за один разговор с парнем… Чушь, чушь, чушь!

Маринка распыхтелась не на шутку, и я поспешила исправить положение.

— Единственное, что приходит в голову, так это взаимосвязь покушения на нас со смертью Спиридонова, — произнесла я.

Маринка, услыхав мои слова, вздрогнула:

— А при чем здесь Спиридонов?

— Он мне сказал одну фразу, смысла которой я не поняла. — Мне почему-то захотелось улыбнуться, словно стараясь таким образом замять признание в собственной глупости.

— И что же он тебе сказал? — прищурилась Маринка.

— Он даже не прямо утверждал, а намекнул мимоходом, что его смущает эта выставка, ну та, на которой мы вчера с тобою развлекались… Вот о его смущении я и рассказывала всем встречным-поперечным…

— Вот блин! — в сердцах вскрикнула Маринка. — Да чтоб я с тобой хоть раз еще куда-нибудь пошла!.. Нет, Сергей Иванович, как вам это нравится, а? Она, можно сказать, вызывает огонь на себя и еще меня хватает за компанию. Спасибо, подруга! — Маринка высказала все это на одном дыхании, потом посмотрела на Ромку. — Рома, солнышко, — не меняя интонации, обратилась она к нашему всеобщему воспитаннику, — не пойму никак, что именно в твоем кофе не так, как нужно, налей еще, — и протянула свою чашку.

Пока Ромка выполнял ее просьбу, я достала из сумочки пачку сигарет «Русский стиль», выбила одну и посмотрела на нее, оценивая при этом свои ощущения. Как ни странно, но сигарету мне видеть было не противно. Я рискнула и закурила.

Так как все молчали и ожидали продолжения моих слов, а сказать больше мне было нечего, я обратилась к Сергею Ивановичу:

— Какие у вас есть данные об этой выставке? Выкладывайте все, и будем вместе соображать.

— Минутку, — Сергей Иванович встал и вышел из кабинета.

В возникшей тишине Маринка задумчиво проговорила:

— Слишком много пили на этой презентации, и полумрак был, как в стрип-клубе. Слушай, а может быть, там притон наркоманов?

— Может, — кивнула я, — но я думаю, что Спиридонов про наркотики, конечно, что-то слышал, но эта тема была для него малоинтересна. Он ведь всю свою жизнь посвятил живописи.

Вернулся Кряжимский, неся в руках красочно оформленный буклет и несколько листов с отпечатанным на них текстом.

Он снова сел на стул, взглянул на пустую чашку. Ромка вскочил с места, взял кофеварку и вышел, пробормотав: «Пойду заварю еще неудачного кофе».

Маринка хмыкнула, я усмехнулась.

Кашлянув, Сергей Иванович начал говорить:

— Как вам уже известно, господа, выставка была совместной, так сказать. Наряду с интересными работами старых мастеров из частных коллекций были выставлены и работы недавних выпускников художественного училища. Причем работы молодых художников были копиями тут же выставленных старых картин.

— А зачем это? — спросила Маринка. — Они показывают, что тоже так умеют, что ли?

— Вероятно, — пожал плечами Кряжимский. — Вот здесь все эти пары и представлены вместе, — он развернул принесенный буклет и пролистал его, показывая нам. — Тут есть один абзац, — продолжил он, — смысл которого в том, что если заинтересованные лица захотят приобрести качественную копию, то они уже будут знать, куда обратиться.

— Вроде нормальная коммерция, — заметила я, — а вас что-нибудь смущает?

— Меня нет, — ответил Сергей Иванович, — оснований для этого не имею.

— Да, — заметила я со вздохом, — маловато информации.

— Да считай, что совсем нет, — сказала Маринка. — Ты в своей жизни когда-нибудь интересовалась живописью серьезно? — спросила она у меня.

— Нет, — призналась я.

В этот момент зашел Ромка и принес новую порцию кофе.

— Увы, такой же неудачный, как и в прошлый раз, — с лицемерным вздохом сказал он и начал разливать кофе по чашкам.

Маринка уже открыла рот, чтобы съязвить на эту тему, но вдруг заподозрила, что над нею издеваются. Она вытаращила глаза на Ромку, но тот, низко наклонив голову, быстро разлил кофе и сел на свое место, все так же не поднимая глаз. Я заметила, что он улыбается. Ну что ж, так Маринке и надо.

— А какие картину пострадали от пожара? — продолжила я расспрашивать Кряжимского.

— Собственно, всего одна, — ответил он, откладывая буклет и перечитывая свои листочки, — причем сгорела буквально дотла, остались от нее только…

— Рожки да ножки, — радостно подхватил Ромка.

— Почти, — усмехнулся Сергей Иванович, — в этом случае они называются фрагментами подрамника.

Он снова взял буклет и, полистав его, нашел нужную репродукцию.

— Эта картина почему-то без пары, — заметил он, — следовательно, копии не было. Неизвестный автор, Голландия, восемнадцатый век, изображен букет летних цветов.

Я взяла буклет и посмотрела. Особого впечатления на меня этот шедевр не произвел. Большущий букет на темном фоне. Эта охапка цветов мне показалась безвкусной. Страсть голландских художников к огромным букетам, кухонным натюрмортам и толстомясым дамам была мне известна. И эта картина была как бы одной из многих.

— Ничего себе цветочки, только их слишком много, — тоже заметила Маринка. — А мне, кстати, уже давненько никто цветов не дарил, — зачем-то сказала она и посмотрела на часы.

— Ты куда-то спешишь? — спросила я у нее.

— Не-а, просто контролирую ситуацию, — так искренне наврала она мне, что, знай я ее хуже, поверила бы.

— А из чьей коллекции эта картина? — задала я последний вопрос Сергею Ивановичу.

— Тут написано, что Гринцпуля. Я такого не знаю, но могу узнать. Надо?

— Я думаю, да, — кивнула я и встала. — Ну что, времечко подкатывает к моему свиданию со следователем. Указаний вам, Сергей Иванович, никаких давать не буду, вы сами все знаете. Виктор, ты меня подбросишь до РОВД?

Виктор кивнул и встал.

Мы вышли с ним вместе, и, добравшись до Волжского РОВД на моей «Ладе», я отпустила Виктора обратно, сказав, что вернусь в редакцию на перекладных.

Дежурный сержант, сидящий за стеклянной перегородкой сразу за входной дверью, выслушал меня и, позвонив, путано объяснил, что кабинет старшего следователя Трахалина находится на третьем этаже. Я все это уже знала, потому что когда-то уже имела удовольствие общаться с Петром Ивановичем Трахалиным. Помнится, в прошлый раз он всерьез собирался посадить меня в тюрьму. По крайней мере, так мне пояснил верный и преданный Фимочка Резовский.