Как бы то ни было, через полгода после исчезновения Холли Макгорви уволился из школы, переехал в Веллингтон и поселился в доме своей матери. Еще два года спустя он был арестован за случай с девочкой-скаутом и приговорен к трем годам тюрьмы. И вот теперь вернулся.

Под влиянием всей этой газетной шумихи и нескрываемого недовольства жителей мэр Веллингтона решил созвать городское собрание. На него явилось гораздо больше народу, чем ожидал Тодд. Все улицы, ведущие к школе, в этот теплый летний вечер были запружены родителями, будто школьниками в сентябрьское утро.

Ларри категорически потребовал, чтобы на собрание Тодд явился в спортивных трусах и майке с надписью «Стражи» — на этот вечер у них была назначена тренировка, — поэтому тот не удивился, когда у входа в школу увидел всех своих товарищей по команде, одетых точно так же. Немного странным было другое: Ларри заставил их всех войти в зал стройной цепочкой и выстроил вдоль оркестровой ямы лицом к залу, как агентов Секретной службы, охраняющих президента. Еще он велел им скрестить на груди руки и не улыбаться ни при каких условиях, даже если один из выступающих скажет что-нибудь смешное, что, впрочем, казалось маловероятным.

Тодд стоял ближе к правому краю, между Тони Корренти и Девэйном Роджерсом, которые застыли, широко расставив ноги и выражая лицом одновременно непоколебимую уверенность в себе и готовность действовать. Тодд попытался скопировать их позу и взгляд, но это оказалось не так-то просто, и в результате он только почувствовал себя мальчишкой-самозванцем, пытающимся подражать взрослым.

За последнюю пару недель членство Тодда в команде «Стражей» стало свершившимся и признанным всеми фактом, и все-таки он постоянно чувствовал, что еще не заслужил полного доверия своих товарищей. Он участвовал еще в двух изнурительных тренировках, начинающихся с продолжительной и энергичной разминки и заканчивающихся рядом яростных розыгрышей между линиями нападения и обороны. После завершения тренировок, однако, никто, кроме Ларри, не хлопал Тодда по плечу и не приглашал его выпить пива. В лучшем случае он удостаивался вежливого кивка или сдержанного взмаха рукой вместо приветствия. Все объяснялось просто: они были копами, а он — нет.

Тодд наклонился к уху Девэйна, которого числил своим потенциальным союзником.

— Зачем мы здесь стоим? — шепотом спросил он.

Тот пожал плечами, будто его это нисколько не интересовало:

— Надо же где-то стоять.

* * *

Зал был набит битком. Тодд заметил много знакомых лиц: с этими людьми он встречался на разных детских площадках, куда они с Эроном заходили за последние полтора года. Похоже, все присутствующие считали своим гражданским и родительским долгом выразить вслух порицание негодяям, совершающим сексуальные преступления, и потребовать у городских властей отчета о мерах, которые те предпринимают для защиты детей и нравственных устоев.

— Может, нам пора повесить новый дорожный знак? — под одобрительные аплодисменты вопрошал сердитый мужчина. — «Веллингтон. В нашем городе рады извращенцам!»

Официальные лица, сидящие за столом на сцене, — мэр, начальник полиции и школьный психолог — терпеливо выслушивали всех и на разные лады повторяли один и тот же совет: мы сможем защитить наших детей, только если будем точно знать, где и с кем они находятся каждую минуту. Не посылайте ребенка без сопровождения в магазин и даже в гости к приятелю, живущему в соседнем доме. Но принимайте все эти меры предосторожности спокойно, стараясь не сеять паники. Детство должно быть временем радости и невинности, а не страха. Полиция со своей стороны будет держать под постоянным наблюдением парки и детские площадки и не спускать глаз с Макгорви.

Уже через полчаса Тодд перестал прислушиваться и начал думать о Кэти и ее подозрительно спокойной реакции на его сегодняшнее признание: решив, что пришло время сказать жене правду, он объявил, что после собрания идет на тренировку.

— Тренировку? — переспросила она. — О чем ты?

— «Стражи». — Он продемонстрировал ей футболку, которую утром занес Ларри. — Футбольная команда. Я их новый квотербэк. Поэтому я и возвращаюсь по четвергам так поздно.

— Ты вроде говорил, что вступил в родительский комитет.

— Так и есть. Это те же самые ребята. Наблюдательный комитет тире футбольная команда. Наверное, я тогда недостаточно ясно объяснил.

Кэти не выглядела расстроенной. Она просто кивала чуть дольше необходимого, словно какие-то ее догадки получили наконец подтверждение.

— Понимаешь, наверное, в моей жизни не хватало чего-то… физического, — попытался объяснить Тодд, отвечая на незаданный вопрос. — Я чувствовал что-то типа депрессии.

— Хорошо, — только и сказала Кэти. — Делай что хочешь.

Может, она просто устала, подумал Тодд. Всю последнюю неделю Кэти допоздна задерживалась в госпитале для ветеранов, где брала интервью у оставшихся в живых свидетелей кровавой войны в Тихом океане, и услышанные от них истории сильно влияли на ее настроение по вечерам. Какие именно истории, Тодд не знал, потому что Кэти никогда не рассказывала об этом. Последнее время она вообще практически не разговаривала с ним ни о чем, кроме Эрона. Эрона и предстоящего экзамена.

Тодд чувствовал, как с каждым днем неминуемое крушение становится все реальнее — будто на очень низкой скорости в машине без тормозов они приближаются к краю глубокой пропасти. Кэти, похоже, твердо верила в то, что жизнь станет прекрасной сразу же, как только Тодд сдаст экзамен: он получит высокооплачиваемую работу в солидной юридической фирме в большом городе; они наконец-то купят собственный дом; Кэти закончит свой фильм и какое-то время посидит дома с Эроном; а где-нибудь через год они смогут подумать и о втором ребенке.

Это был прекрасный сценарий с единственным слабым местом — его воплощение целиком и полностью зависело от сдачи экзамена. И дело даже не в том, что Тодд не мог его сдать. Закончил же он, в конце концов, юридический факультет. Дело в том, что в последнее время ему почему-то никак не удавалось сосредоточиться.

«Может, мне лучше стать полицейским?» — подумал он, искоса взглянув на стоящего рядом Девэйна. Что-то осязаемое, настоящее и веселое было в том, чтобы преследовать преступника, а потом настигнуть и надеть на него наручники прямо посреди улицы, полной спешащих куда-то людей. Или пожарным? Это еще круче. Тодд с удовольствием представил себе взрыв адреналина, который наверняка ощутит, врываясь в горящее здание или спускаясь по узкой железной лестнице со спасенным ребенком на руках. Почему он не подумал об этом несколько лет назад? Почему перспектива каждое утро надевать костюм и потом целый день рыться в архивах, изучая авторское право или изыскивая лазейки в налоговом законодательстве, казалась ему такой привлекательной? Разве это жизнь для взрослого мужчины?

Потом он подумал о Саре, правда мельком — просто отметил ее отсутствие, когда увидел троицу с детской площадки, боевым треугольником двигающуюся по центральному проходу: впереди главная стерва, затянутая в лайкру, а следом за ней на почтительном расстоянии — две приспешницы.