Радж несётся за ней.

– Здравствуйте, а Егор дома?

– Здравствуй, Серёжа. Дома он, проходи.

– Здорово, – говорю я, выходя в прихожую. – Тихо, Радж, тихо.

– О, привет. Ну-ка покажись, человек-гора, Егорка с раной.

– Но-но, полегче, серый волк, – улыбаюсь я, приглядываясь к своему дружбану.

– Чё делаешь? – спрашивает он, проходя в комнату.

– Фотки смотрю, – показываю я на альбомы.

– А, классно. Ну, рассказывай, как ты до жизни такой докатился.

Сергей выше меня. Он длинный и тощий. Не сказать, что ботаник, но и не рейнджер, прямо скажем. Немного нескладный, но похоже нормальный парень. Подружимся.

– Да чего рассказывать-то? – пожимаю я плечами.

– Я вот от бабушки приехал вчера, а мне говорят, что тебя отметелили интернатовские?

– Меня отметелили? – удивляюсь я.

– Ну не меня же.

– Это ещё кто кого, надо посмотреть.

– Ой, да ладно, не п… – он осекается и смотрит в сторону кухни, – не свисти, короче.

– Серёжа, пообедаешь с нами? – спрашивает мама, выглядывая из кухни. – У нас бигус сегодня.

– Можно, – кивает он. – Спасибо.

– Ну как там бабушка твоя? – спрашиваю я.

– Нормалёк. Джинсы мне подарила. Слушай, Гóра, пошли в кино в «Космос». У меня билеты есть. Брат покупал, хотел с Алёнкой сходить, но она заболела. Зырь, два билета, места козырные. Через час начало.

– Что за фильм?

– «Синьор Робинзон», до шестнадцати. Рапик сказал, чёткое кино. Там негритянка сексы пуляет. И типа, – он понижает голос, – там прям сношаются.

– Блин, да его уже все видели, сто раз. Старьё. Ничего другого нет?

– Кто все-то? Я не видел, да ты и сам тоже не видел. Всё равно, билеты куплены уже. Пошли, говорю. Чё дома-то сидеть? Каникулы же. Слушай, а ты «д’Артаньян и три мушкетёра» посмотрел?

– Нет, блин, – качаю я головой. – Меня же в пятницу выписали только, а в больнице нельзя было.

– Ты чё материшься-то? – спрашивает Серёга и снова с опаской поглядывает на кухню.

– Да это не матерок, блин, – отвечаю я. – «Блин» я сказал, глухарь.

– Ещё «бигус» скажи, – качает он с сомнением головой. – Ну и как ты теперь жить будешь? Я даже не знаю, когда его повторят. В смысле, кино.

– Может, на старый новый год. В крайнем случае, книжку перечитаю. Всё равно же книга лучше.

– Не, ну там свои моментики. Не знаю… Типа «берет прекрасен», или там «имя, сестра, имя». Ты ж даже и не поймёшь, о чём речь, если что. Ты завтра-то придёшь?

– Нет, мать не отпустит. У меня вроде как постельный режим, а я и так дома не сижу. А у тебя риск распития напитков и даже табакокурения.

– Ну это само собой. Вадя уже джин раздобыл «Капитанский», а Серёга Бельков шампанское надыбал. Ну и девчонки же будут. Ты чё подводишь?

Я только руками развожу. Пить с детьми капитанский джин в новогоднюю ночь не самая лучшая перспектива. Может ещё и в бутылочку поиграем?

– Мальчики, идите обедать, – зовёт мама.

После обеда я даю себя уговорить и выхожу на улицу вместе с Серёгой. Кинотеатр находится в двух шагах. Беру из ящика свой паспорт и сую в карман. Мы выходим из дома за пятнадцать минут до сеанса и сразу натыкаемся на Трыню, стоящего неподалёку от подъезда.

– О, Андрюха, здорово, – говорю я протягивая руку. – Это Сергей, а это Андрей. Ты чё не зашёл? Мы обедали как раз.

– Дело есть, – отвечает он и кивает в сторонку.

– Серый, погоди секунду, – прошу я и отхожу с Трыней.

– Меня Джага прислал, – сообщает он, – чтобы я проследил когда и куда ты ходишь. Меняться будем с пацанами, чтобы ты не спалил типа.

– А когда прессовать начнёте? – спрашиваю я.

– Чё?

– Ну, когда в овощ превращать будете?

– Не знаю. Джага сам решает.

– Понятно. Мы с Серым в кино идём. Хочешь?

– Не, – говорит он и отводит глаза в сторону.

– Почему? «Синьор Робинзон». Чего два часа на улице торчать. Пошли? Билеты, думаю будут. Или ты деньги промотал уже?

– Ну… – мнётся он.

– Чего ну-то? Говори уж.

– Джага забрал.

– Вот же козёл. Ладно, куплю тебе билет.

Я беру ему билет за тридцать копеек рядом с нами и даю свой паспорт. Сам надеюсь и так сойти за взрослого. Контролёрша проверяет билеты без энтузиазма и мы легко проходим в зал. Фильм, конечно, смешной для своего времени, и я даже пару раз хохочу за компанию с пацанами. Они ржут, как кони.

Да и вообще, в зале в основном парни, пришедшие «чисто поржать», даже там, где и несмешно вовсе. Издержки коллективного просмотра.

– А ты почему домой не уехал? – спрашиваю я Трыню. – Каникулы ведь. Что, всё так плохо?

– Ай, – машет он рукой и отводит глаза.

– Ну ладно, не хочешь – не рассказывай. Сейчас, когда из зала выйдем, ты с нами рядом не иди, чтоб тебя кто-нибудь из ваших не спалил. Если спросят, скажешь следил на расстоянии. И всё, никаких проблем не будет. А потом, когда мы в подъезд зайдём, можешь подняться. Если что, скажешь что этажом выше шкерился.

Он кивает.

– Много вас осталось в интернате на Новый Год?

– Человек сорок, – отвечает он.

– И как вы праздновать будете? Хочешь, приходи ко мне. Меня мать всё равно из дому не выпустит.

– Не, завтра и муха за территорию не проскочит. Ужин будет праздничный, подарки раздадут, конфеты там, мандарины. Чай с тортом будет ну и всё. В двенадцать отбой. После отбоя пацаны бухнут, у кого есть. Старшие к девкам пойдут, но их шуганут и они снова бухать будут. Махач устроят, младших пойдут трясти.

– Тебя тоже?

– Не, я же с Джагой.

– Он что, центровой у вас там? Смотрящий типа?

– У нас смотрящего нет, – хмыкает Трыня. – Просто его боятся. Он с серьёзными людьми дела имеет. Ну, ты сам знаешь.

– Каха чё серьёзный чел что ли?

– Кто? А… ну, так… Слушай, Егор, а чё такое мазафака?

– Ты где это услышал? – удивляюсь