Вслух она говорит:

— Это было бы замечательно.

— Отлично. — В голосе Питера слышится облегчение. — И мне хотелось бы снова увидеть Солончак. Господи, я вспоминаю то лето. Поиски хенджа в грязи, хиппи, напускавшие на нас чары, старина Эрик, рассказывающий у костра небылицы. Помнишь, как я чуть не утонул?

— Да.

Питер страдает от приступа ностальгии, она знает эти симптомы. Нельзя поддаваться, иначе она утонет в зыбучих песках прошлого.

Питер вздыхает.

— Ну, я появлюсь. Видимо, на следующей неделе или чуть позже. Будешь дома?

— Буду.

— Отлично. Тогда до свидания.

— До свидания.

Рут задумчиво кладет трубку. Она не знает, зачем Питер приезжает повидать ее; знает только, что прошлое заявило о себе. Сперва Эрик, затем Катбад, теперь Питер. Она внезапно перенесется на десять лет назад, будет ходить по морскому берегу, держась за руки с Питером, волосы ее станут на шесть дюймов длиннее, талия — на четыре дюйма тоньше. Рут трясет головой. Прошлое мертво. Она, археолог, знает это лучше других. Но кроме того, знает, что оно может быть чарующим.

Дождь по-прежнему барабанит в окна. Встав, Рут гладит Флинта, растянувшегося, закрыв глаза, на диване, будто ее здесь нет. Надо бы проверить, не просится ли Спарки в дом — у нее есть откидная дверца, однако Спарки предпочитает иной путь. Рут открывает дверь.

Дождь хлещет в лицо, слепя ее. Отфыркиваясь, она вытирает глаза рукавом. И тут видит кошку. Спарки на пороге, но не мяукает, не издает ни звука. Она лежит на спине, и у нее перерезано горло.

На сей раз Нельсон едет неспешно. Дождь все еще льет, превращая узкие дорожки в предательские овраги, однако Нельсон не из тех водителей, что беспокоятся из-за погоды. Нет, он медлит потому, что возвращается от родителей Скарлетг, и теперь ему нужно прийти в себя, прежде чем вернуться в участок. Ему пришлось сказать родителям, Делиле и Алану, что расследование не только не дало результатов, но полиция собирается привезти ищеек для обыска в их саду. В таких делах зачастую виновны родители. Так он сказал Рут, возможно, желая потрясти ее, однако в его практике это обычно оказывалось правдой. Одно из его первых дел было связано с пропавшим ребенком в Лайтеме. Полицейские истратили на поиски сотни человекочасов, молодая мать на пресс-конференции была чрезвычайно красноречивой и трогательной, а потом Нельсон, молодой констебль, придя в дом с формальным визитом, учуял в туалете на первом этаже странный запах. Вызвал подкрепление, но прежде чем оно прибыло, обнаружил в бачке крохотный труп. «Она действует мне на нервы, — сказала мать, нисколько не раскаиваясь. — Она сущий дьяволенок». В настоящем времени. Это не дает ему покоя до сих пор. Ему объявили благодарность за то дело, но он помнит недели, месяцы бессонных ночей, рвоту при воспоминании о запахе, о раздувшемся от воды тельце.

Он не исключает ничего, но не подозревает всерьез родителей Скарлетт. Алана не было дома, а Делила — увядающий «ребенок-цветок» с босыми ступнями и юбками с бахромой. Она сильно его раздражает, но он не может представить ее убийцей. «Никогда не строй предположений», — говорит он себе. «Никогда не строй предположений, — не уставал повторять Дерек Филдинг, его первый начальник. — Это делает ослами и тебя, и меня. Понял?» Он понял, но не собирался давать Филдингу повода посмеяться над ним; может, именно поэтому старый ублюдок так долго не давал ему повышения, несмотря на благодарность. Но он был прав. «Никогда не строй предположений относительно людей и обстоятельств». У Делилы Хендерсон существовала возможность убить свою дочь. Она была дома и, вероятно, имела под рукой орудия убийства. Ей потребовалось три часа, чтобы сообщить об исчезновении Скарлетт. «Я думала, они играют в прятки», — всхлипывала Делила. Нельсон осуждает ее (что за мать — не замечает в течение трех часов, что четырехлетний ребенок исчез?), но, по зрелом размышлении, приписывает это беззаботности таких родителей, как Хендерсоны. И она, видит Бог, была сама не своя от горя, когда наконец поняла, что Скарлетт пропала. Она и сегодня отчаянно плакала и прижимала к груди фотографию радостной Скарлетт на велосипеде. Делила как будто не восприняла весть об обыске в саду, хваталась за Нельсона, просила найти ее ребенка. Стеклоочистители не справляются с потоками воды, и Нельсон замедляет езду чуть ли не до скорости пешехода. Иногда он ненавидит свою работу. Господи, как хочется закурить, но в январе рановато нарушать свое новогоднее решение.

Его телефон звонит. Нельсон редко отвечает на телефонные звонки во время движения, а сегодня вообще не хочет, чтобы его беспокоили. Но все же нажимает кнопку «прием» и слышит горькое рыдание. Смотрит на дисплей — Рут Гэллоуэй. Господи.

— Рут? Что случилось?

— Она мертва, — всхлипывает Рут.

Нельсон останавливает машину, едва не съехав в кювет с водой.

— Кто мертв?

— Спарки. — Долгая пауза с судорожными рыданиями. — Моя кошка.

Нельсон считает до десяти.

— Вы звоните, чтобы сообщить о мертвой кошке?

— Ей кто-то перерезал горло.

— Что?

— Кто-то перерезал ей горло и бросил мне на порог.

— Сейчас приеду.

Нельсон резко разворачивает машину и едет обратно к Солончаку. Убитая кошка Рут может быть сообщением от похитителя, или автора писем, или обоих в одном лице. Это похоже на извращенность, которую можно ждать от подобного типа. «Никогда не строй предположений», — говорит он себе, обгоняя грузовик. Но перерезать животному горло — явная психическая неуравновешенность. Правда, может, удастся получить образец ДНК. Придется быть чувствительным («чувствительным», мысленно повторяет он; слезливое слово читателей газеты «Гардиан» ему не нравится) — Рут, похоже, очень расстроена. Странно, он и не подумал, что у таких женщин есть любимые животные.

Когда Нельсон подъехал к Солончаку, уже стемнело, и хотя дождь прекратился, сильный ветер все еще дует. Дверцу машины едва не вырывает у него из руки, и, идя по тропинке, он ощущает силу подталкивающего его воздушного потока. Господи, как можно жить в таком месте? У Нельсона современный дом с четырьмя спальнями на окраине Кингс-Линн; городок вполне цивилизован, с «лежачими полицейскими», охранным освещением, сдвоенными гаражами. Даже не скажешь, что это Норфолк. Коттедж Рут напоминает лачугу и слишком уединен — стоит у черта на куличках. Зачем она живет здесь? В университете ей, должно быть, прилично платят.

Руг распахивает дверь немедленно, словно поджидала его.

— Спасибо, что приехали, — бормочет она.

Дверь открывается прямо в гостиную, где, на взгляд Нельсона, царит беспорядок. Повсюду книги и бумаги, на столе чашка с недопитым кофе, остатки еды, крошки и косточки оливок. Но потом он отвлекается от этого, потому что на диване лежит изуродованный труп маленькой кошки. Рут накрыла его мягким розовым одеяльцем, отчего у Нельсона на секунду сжимается горло. Он стягивает одеяло.