Эта догма была связана с новыми представлениями о богине Маат, дочери Ра. Она воплощала самую суть египетского пантеона, как хранительница престола и представительница закона и порядка. Любая попытка лишить ее власти могла подорвать основы государства. Некоторые историки рассматривают радикальное изменение представлений об этой богине как одну из величайших опасностей, когда-либо угрожавших Египту и царству. Однако Аменхотеп IV решился на подобные меры, поскольку для него они прежде всего означали приведение устаревших концепций в соответствие с духом времени.

Маат олицетворяла не только закон и порядок; являясь дочерью Ра, она, как эманация солнца, также символизировала дыхание жизни и, возможно, собственно свет. Аменхотеп III в своем коронационном имени и в названиях нескольких храмов уже пытался подчеркнуть значение этой ипостаси богини, использовав формулу Хааммаат, которая означает «появляющаяся (или восходящая) с Маат». Другими словами, царь и эта небесная сила, поручителем и воплощением которой он являлся, представляли собой единое целое.

Чтобы убедиться в том, что первоначально Аменхотеп IV следовал по пути, проложенному его отцом, надо вернуться в заупокойную молельню фиванского писца Расеса, где настенные росписи выражают одну и ту же идею в двух стилях. Во-первых, Аменхотепа IV можно видеть с традиционными регалиями сидящим на помосте рядом с богиней Маат, ее головной убор из страусиных перьев соответствует иероглифу ее имени; кроме того, незначительный наклон перьев означает дуновение жизни. Перед царем – два символа, которые всегда изображались в руках богов в эпоху фараонов: жизнь (анк) и божественная власть (урей). Надпись представляет фараона как «того, кто живет по Маат». По контрасту на другом изображении, расположенном немного далее, соправитель показан у окна своего дворца в обществе Нефертити; оно исполнено в новой манере, суть которой, по-видимому, заключалась в абсолютно точном воспроизведении фигур и черт лица. Амарнский шар сияет над венценосной четой, и его лучи с крошечными руками на концах простираются к царственным образам с символами жизни и божественной власти. Свет, дарующий жизнь, таким образом, передается им от шара.

На четвертый год своего правления Аменхотеп IV выделил основные принципы разработанной им ереси. В гораздо большей степени речь шла о выражении в современных представлениях идей, которые давно закостенели в архаических формах, чем о радикальном изменении самих догм. Аменхотеп IV не только придал разговорному языку статус официального, но также ввел смелую, натуралистическую и легко понятную символику для выражения религиозных концепций.

Зимой шестого года правления Аменхотеп IV берет себе имя Эхнатон, «служитель Атона», и объезжает на своей колеснице, покрытой электроном, одиннадцать новых стел, стоящих на западных и восточных утесах, которые обозначали границы его большой столицы. Здесь он делает соответствующие подношения и публично повторяет клятву никогда не покидать границы этого города. Отныне Эхнатон постоянно проживает в возведенном им городе Шара, и его клятва, которую он произнес в третий раз на восьмой год правления у четырнадцати пограничных стел, заставляет предположить, что, пока старый царь и его сановники по-прежнему управляли страной, он как соправитель не мог распоряжаться по своему усмотрению повсюду в Египте.

Главные здания в городе предназначались для религиозных целей; второй юбилей во славу Атона был отпразднован вскоре после второго юбилея Аменхотепа III в Малькате; в те времена семейные события еще больше сплотили соправителей. В городе Шара царственная чета отметила рождение третьей дочери, Анхесенпаатон, и тогда же в Малькате царица Тии на тридцать третий год правления родила последнюю свою дочь, Бакетатон. Это имя, по-видимому, было выбрано как подтверждение того, что новая религиозная практика пользуется симпатией и поддержкой у старших представителей династии. Маленькая принцесса родилась через два года после кончины дедушки и бабушки по материнской линии, Юйи и Туи, которые вскоре были перезахоронены в скромной гробнице в Долине царей. На их похоронах присутствовали Аанен, второй пророк Амона, высший жрец Ра в Гелиополе, и брат Тии. Погребальный инвентарь, помимо сундуков с драгоценностями, посланных Аменхотепом III и его женой, включал кресла, которые были поднесены их старшей дочерью, Ситамун. Ее отец женился на ней за несколько лет до этого, и кресла были украшены сценами, повествующими о его благоволении к ней. Однако, если допустить, что почившая чета являлась родителями «Божественного отца», Эйэ, удивительно, что от амарнского двора никаких даров не поступило.

На тридцать четвертый год правления умирает второй пророк Амона, Аанен, и его место занимает Симут; храмы Амона в Карнаке, следовательно, по-прежнему процветают, и никаким гонениям династический бог не подвергается. Брат матери-царицы был главным жрецом Амона. В то же время строительство храмов, начатое во владениях Атона в Карнаке еще до четвертого года совместного правления Аменхотепа IV, продолжается на шестом году правления амарнского царя. Четыре из них воздвигли из известняка, и в одном был сооружен один-единственный обелиск из того же материала. Пятый, из другого камня, был заложен в обширных владениях «Атона гелиополиса» на юге (то есть в Карнаке в период ереси). Возможно, также был построен небольшой павильон поблизости от священного озера во время третьего двойного юбилея двух царей и Шара на четвертый год правления Эхнатона, то есть в тридцать шестой – тридцать седьмой годы правления Аменхотепа III.

Мы можем предполагать, что Тутанхамон родился в тридцать четвертом или тридцать пятом году правления Аменхотепа III, однако самое тщательное исследование его погребальных сокровищ и развалин монументов, воздвигнутых в короткий период его правления, не дает ответа на вопрос, кто были его родители. Генеалогические записи, похоже, умышленно игнорировались во время атонистической ереси, как в Малькате, так и в Тель-эль-Амарне, где ничего, кроме Шара, творца всего живого, не имело никакого значения. Только в одной надписи, на льве, стоявшем в храме Солеба и позднее перенесенном дальше на юг в Гебель-Баркал, в Судане, Тутанхамон все же называет Аменхотепа III своим отцом. Многие исследователи не склонны понимать это утверждение буквально и рассматривают его как простое упоминание о царственном предке. По одной из гипотез Тутанхамон был сыном Аменхотепа III и принцессы Ситамун, то есть сыном своей сводной сестры и тети, а по другой версии его родителями могли быть Сменхкар и Нефертити. Третьи соглашаются с отцовством Аменхотепа III, но заявляют, что матерью Тутанхамона была неизвестная вторая жена царя. Не так давно выдвинуто предположение, что отцом Тутанхамона был гипотетический сын Эйэ и Тей («кормилицы» Нефертити), который приходился молочным братом царицы и позднее женился на дочери Аменхотепа III и Тии. Его матерью могла быть Меритре.

Ряд египтологов указывают на поразительное сходство между чертами лица Тутанхамона и лицом Аменхотепа IV, известным по многочисленным портретам. С другой стороны, подобие в строении черепа и тела Тутанхамона и мумии, обнаруженной в псевдогробнице царицы Тии в Фивах, считавшейся поначалу мумией Аменхотепа IV, а потом – Сменхкара, убеждает ученых в том, что Тутанхамон был братом одного из этих двух царей. Предположение выглядит более чем убедительным; почти наверняка Аменхотеп IV и Сменхкар были братьями, по крайней мере сводными. Последний, должно быть, родился в Малькате сразу же после празднования первого юбилея Аменхотепа III.