какой-нибудь Моисеич за пятьдесят, отправим к тебе, не боись. — Серафима прищурила глаз. — Что-то ты растерянная какая-то, Оль? Чё там? — Она кивнула в сторону окна.

— Качели, — Ольга подняла указательный палец, то ли показывая на улицу, то ли отмечая важность сказанного.

— И что? — нахмурилась Серафима. — Площадка там детская. Слушай, кончай хандрить, у тебя обход через десять минут. — Серафима энергично помассировала Ольге плечи. — Давай, давай, собирайся в кучку и на выход. — Серафима походя сложила карты в две ровные стопки и, жизнеутверждающе вколачивая в пол квадратные каблуки, выплыла за дверь.

Часы показывали ещё целых пять минут личного времени. Ольга Дмитриевна повернула ручку пластиковой форточки, и в кабинет потянул зябкий сырой воздух. Ольга достала из сумки сигареты и зажигалку. Дважды жадно затянулась и прислонила ухо к треугольной форточной щели. Не слышны сегодня качели. С месяц, может, больше, изо дня в день, с утра до вечера: «Лийк-улы, лийк-улы». Листья с боярышника опали, но сквозь ветви всё равно никого не видно; слышно только — бегают, веселятся две шкодницы и скрипят несмазанные железки.

***

«Не твоя вина, дочка… Сейчас сезон…» «Нет, не сезон она сказала. — Ольга поравнялась с притихшей стайкой студентов-практикантов. — Другое слово. Простое, точное».

Дежурил Постников. Он уже ждал Ольгу Дмитриевну у стеклянных дверей палаты. Молодой гинеколог, протеже главврача. Дерзкие карие глаза и вечно блестящие чёрные волосы раздражали Ольгу. Худоба добавляла ему роста, и два скучающих интерна выглядели рядом с ним пятиклашками. Практиканты со следами хронического недосыпания на лицах траурной процессией перетекли за спины интернов, будто хотели спрятаться или вовсе стать невидимками.

Ольга Дмитриевна, как экскурсовод от экспоната к экспонату, переходила от койки к койке. Оцепеневшие мальчики и девочки теснились вокруг неё, лихорадочно прислушивались и чёркали в тетрадках. Ольга спрашивала их неожиданно и каверзно. Молодняк шуршал записями, мычал и робко высказывался под смешки ординаторов. Ольга Дмитриевна шикала и бранилась, сетуя на упадок высшего образования. С пациентками Ольга говорила ласково, по-матерински. Чем ближе подходил срок Беаты, тем нежнее откликалось сердце будущей бабушки на жалобы девочек-рожениц.

— Ольга Дмитриевна, извините, — покраснела круглолицая малявка Пикаева, — ко мне доулу не пускают.

Студенты шёпотом засудачили. Ольга победоносно их оглядела и нарочито поучительно сказала:

— К вам, Пикаева, ещё фокусников не пускают и цыган.

— Но, Ольга Дмитриевна, — заскулила Пикаева, — у неё все документы есть: диплом и сертификаты международные.

— Как же легко вам запудрить мозги! — Ольга потрясла над головой раскрытой ладонью. — Сейчас в каждой подворотне сертификаты выдают, любого цвета, размера и вкуса, если закажете.

— Ну… — плаксиво начала возражать Пикаева, но Ольга оборвала её:

— Детка, тебе рожать вот-вот, не забивай голову. Родишь сынулю — сходите в цирк.

Ольга Дмитриевна остановилась у кровати, стоявшей в углу у двери, отдельно от остальных. Девушка в тёмно-синем фланелевом халате в белую ромашку лежала лицом к стене и грызла ноготь большого пальца.

— Так, — Ольга вопросительно посмотрела на одного из ординаторов, — Семенихина.

Ординатор встрепенулся и вкратце пересказал историю болезни пациентки. Ольга Дмитриевна села на кровать и положила руку на плечо Семенихиной. Студенты затихли и насторожились.

— Оксана Ивановна, — Ольга осторожно покачала пациентку. — Что вы решили?

— Оставлю, — всхлипнула Оксана.

— Поймите, Семенихина, вы носите мёртвый плод. — Ольга хотела сказать иначе, но не нашла слов.

— Ничего, я подожду. Главное, чтоб дали похоронить.

— Это может плохо кончиться, Оксан, — Ольга повысила голос и сильнее тряхнула пациентку.

— Кончилось уже, — Оксана зарылась в подушку.

Процессия вышла из палаты. Ольга Дмитриевна сжала локоть Постникова и обратилась к практикантам:

— После обеда зачёт, идите готовьтесь.

Студенты загомонили, зашныряли по коридору. Ольга Дмитриевна повернула Постникова к себе:

— Слушай, Семенихина какая уже по счёту в этом месяце?

— Я смотрел — двадцать седьмая, — виновато поджал губы дежурный врач.

— Значит, я не ошиблась… — Ольга Дмитриевна рассеянно проводила взглядом уходящих студентов. — Что это вообще? — Ольга искала ответа в глазах Постникова, глядя на него снизу вверх.

— Трудно сказать, такой период, видимо, — Постников вяло повёл плечом, — изучаем, собираем статистику.

— Нет, не «период», — Ольга Дмитриевна отпустила руку Постникова. — Не «период» она сказала.

— Кто? — насторожился Постников. — Она? — Он показал на женщину, идущую к ним со стороны лифтов.

— О Господи! — Ольга закатила глаза. — Опять Житько!

Житько медленно шла, держась за стену. Кралась, будто хищник на охоте.

— Здравствуйте, Ольга Дмитриевна! — испуганно застыла она метрах в трёх.

— Здравствуйте, Вера! — Ольга упрекнула себя за излишне жалостливый тон.

— Я по тому же вопросу. — Вера стояла потупясь.

— Житько! Не хотите меня слушать, вот доктор Постников.

— Ольга Дмитриевна, вам-то на что он сдался? — Вера решительно шагнул к Ольге. — Что это за правила такие?! Дайте матери ребёнка похоронить!

— Вера Николаевна, — вмешался Постников, — у вас было восемнадцать недель. И уже нечего отдавать, даже если бы можно было.

Вера закрыла лицо ладонями. Ольга взяла её за плечи:

— Вера, вас не было несколько дней, я уж надеялась, что вы одумались.

Вера отняла от лица руки:

— Муж в больнице лежал, — она отёрла со щёк слёзы. — Нашёл у меня в карте снимок узи и повесился. Еле откачали. — Вера зарыдала в голос и прижалась к Ольгиной груди.

На сестринском посту зазвенел телефон.

— Час от часу не легче, — Постников напряжённо смотрел Ольге за спину. — Что случилось?

— Ольга Дмитриевна, — испуганная медсестра трясла телефонной трубкой, — Серафима Ефимовна… Спрашивает… Вашу дочь по скорой привезли!

— Скажи, во вторую смотровую её, быстро! — Ольга отстранила Житько.

— Я помогу, — вызвался Постников, но Ольга остановила его: — Займитесь Верой!

Постников ещё не успел подхватить Житько, а Ольга уже бежала к лифту.

***

Беата сидела вполоборота на краю кушетки. Одной рукой она опиралась за спиной на лежанку, а второй держалась за Серафиму, пока та снимала с неё незашнурованные ботинки.

— Тёть Фим, как мне лечь? — жалобно простонала Беата, увидела Ольгу Дмитриевну и захныкала: — Мама, мне страшно!

— Тихо-тихо! — Ольга принялась снимать с дочери пуховик, наспех накинутый поверх домашнего спортивного костюма. — Сейчас-сейчас! Фима, узиху включай, быстрее!

Серафима резко выпрямилась, не выпуская из рук Беатиных ботинок.

— Что? — Ольга обернулась и, следуя взгляду сестры, посмотрела на гинекологическое кресло: — Да какого?.. Я же просила не увозить аппарат из этой смотровой.

— Ой! Сейчас! — запричитала Серафима. — Может, в третью?..

— Поздно уже! — рявкнула Ольга и бросила пуховик дочери на пол. — Бегом за узихой!

Серафима выскочила за дверь, а Ольга бережно уложила Беату на кушетку, отрегулировав удобнее подголовник. Из коридора доносились громовые раскаты Серафиминых команд, частые шаги медсестёр и хлопание дверей.

— Мама, что это? — Беата тревожно смотрела в глаза Ольге и больно впивалась ногтями ей в предплечье.

— Сейчас-сейчас,