И когда жена, почувствовав внезапную отстранённость Антона, спросила:

— У тебя всё хорошо на работе?

Он не задумываясь, ответил:

— Всё отлично, я тебя люблю, милая, — улыбнулся, почувствовал себя звездой на съемочной площадке. Хотел добавить ещё что-то родное, давнее. В памяти всплыли далёкие когда-то запавшие в душу слова жены — «время доверять». Но теперь он не мог вспомнить, о чём тогда шла речь. Мучительно думал — что они тогда обсуждали? Но так и не припомнил…

Прошёл ноябрь — Алла не появлялась. Антон уже стал подумывать, что у неё вполне мог появиться молодой человек. Это предположение вселило непонятную надежду. В душе даже начало наступать странное облегчение. Словно исчезал груз предстоящей изнурительной работы над собой по восстановлению отношений. Казалось, теперь всё постепенно сможет вернуться на свои места. Он «выйдет из бункера», спишет «дело Николь» в архив, постарается чаще бывать дома, общаться с детьми. Снова начнёт всё чувствовать, искренне переживать как раньше. Тем более что после Дня милиции усиление сняли — будет возможность общаться.

Выпал снег, и можно было с семьёй выбраться за город, покататься на лыжах. Что он и наметил в ближайшие выходные.

Заботкин получил у замполита бесплатные талончики на «Лыжную стрелу». Накануне поездки достал с антресолей лыжи, осмотрел крепления, подобрал ботинки и палки. Собрав четыре комплекта, одел сверху матерчатые мешки и поставил к стене. Марина приготовила бутерброды и ополоснула термос, чтобы перед отъездом налить чай. А рано утром вчетвером поспешили на автобус, чтобы добраться до Финляндского вокзала, успеть на электричку.

Поехали в Кавголово, где небольшие горы и много народу. Антон с удовольствием катался, подстраховывал жену, следил за детьми. Но и здесь всё было по-другому. Он постоянно чувствовал в себе непонятную правильность, отстранённую наблюдательность. Точно это была не его семья, а выданная напрокат, о которой он должен заботиться и вовремя сдать обратно в целости и сохранности.

И когда дети расшалились, он, вместо того, чтобы как раньше по-родственному дать пинка или подзатыльник, остановил их, взяв за плечи, сделал строгое внушение. Удивился собственной сдержанности.

Он понимал, что все эти изменения начались после близости с Аллой. Но почему? Что такого великого произошло? У него и до свадьбы с Мариной не раз случались близкие отношения с девушками. Но, похоже, что Алла оказалась особенной.

Она смогла заставить его вернуться в прошлое. И тот Рубикон, за которым для Антона начиналась верность семейному очагу, оказался блефом — он легко его преодолел. Но не ощутил далёкой беззаботной молодости, словно перетащил с собой весь груз нажитых годами проблем. Да ещё взвалил на себя дополнительную ношу — заботу об Алле. Он понимал, что думает о ней практически ежечасно. И даже если чем-то занят, она всё равно присутствует внутри его тела неугасимым томлением и только ждёт момента напомнить о себе.

Антон осознал, что его душевное волнение, забота и даже раздражение, сопровождающие жизнь в семье, теперь перешли на Аллу. Только о ней он беспокоился, желал и ненавидел. Он с опасением и ужасом думал — неужели теперь все близкие стали ему безразличны. И убеждал себя, что ни в коем случае, просто его отношение трансформировалось. Он как будто стал мудрее и рациональнее. Быть может, это и к лучшему.

Алла появилась в середине декабря. Она тоже изменилась — выглядела не торопливой, а рассудительной и томной, перекрасила волосы в рыжий цвет. На плечах — расшитая бисером дублёнка.

Это уже не была та скромная, угловатая девчушка с мальчишеской резкостью в движениях, грубостью в словах. Алла, словно пава, вплыла в кабинет и, подождав, когда Антон закроет дверь, мягко обняла его, обвив шею обеими руками, прижалась всем телом, чувственно поцеловала. Держа свои губы прижатыми, пока Антон не взял её за бёдра, чтобы отстранить.

— Антон Борисович, — произнесла она привычно торжественно. Но не как раньше. А точно была уже внутри этих слов и оттуда наслаждалась их звучанием, переливом колоколов, — я по вас скучала, очень-очень…

И тут Антон понял, что все его измышления о странностях собственного поведения, пропавшее семейное раздражение и фантазии сводились только к одному — нетерпеливому трепетному ожиданию. Точно всё время с момента расставания с Аллой он напряжённо сидел в засаде, мечтал услышать её шаги и голос, увидеть лицо. И всё, что творилось вокруг, — это было надоедливое отвлекающее безразличное мельтешение. Всё, что делал Антон: ел, пил, работал, играл с детьми, целовал жену, — сводилось к одному — безумной жажде обладать Аллой.

И от осознания этого помутилось в голове, кровь прилила к вискам, запульсировала в теле свершилось. Она была здесь, рядом с ним!

Антон закрыл кабинет на ключ. Достал из шкафа шинель и бросил на пол. Схватил Аллу в объятия, сжал, впился губами в её накрашенный рот. Наклонил назад. Услышал её резкое учащённое дыхание, почувствовав в руках обессиленное вздрагивающее возбуждённое тело, стал медленно опускаться вместе с ней на колени. Уложил на шинель и начал раздевать…

Спустя час он уже сидел расслабленный в своём рабочем кресле. Алла на стуле, напротив, через стол. Оба были ещё красные от опавшего напряжения, дыхание восстанавливалось, и они, молча, смотрели друг на друга с каким-то внутренним ожесточением, точно поединок не выявил победителя, и сегодняшняя встреча показала, что турнир затянется надолго.

Антон подумал, что надо бы открыть форточку и дверь. Закрываться в кабинетах было непринято сотрудники входили без стука.

— Тебя не продует? — спросил он заботливо, отпирая замок. А потом подошел к окну и открыл фрамугу. — Может, пересядешь ко мне поближе?

— А это не опасно? — улыбнулась Алла и сощурила глаза.

— Уже нет, — усмехнулся Антон, — на сегодня боеприпасы закончились.

Алла осталась сидеть на месте, только застегнула кофту на молнию, усмехнулась:

— Просто не хватило времени.

Антон улыбнулся — она стала совсем большой! Отвечает с подтекстом. Откуда у неё взялся этот ум? И так внезапно. Решил вернуться в рабочую колею:

— Ну как ты поживаешь? Как Рада? Вопросов не задавала?