затем женские стоны, которые приводили Антона в исступление.

«Я боюсь потревожить твой сон» — откуда Алла взяла эту фразу? Когда в свой день рождения читала над ним стихи, думая, что Антон спит. Почему эти слова так запали в душу. Потому, что пришли из сна или от далёкого поэта-классика? Именно так он всегда хотел видеть её — спящей, а для себя оставлял роль замершего над ней бога. Чувствовать в звучащих словах призрачную легкость пушистого снега, медленно опускающегося на ладонь в безветренную погоду.

Антон помнил все эти несколько дней общения.

Но не по цифрам: дням, часам и минутам. Ощущал это время в себе целиком, неким конгломератом эмоций. Он не смог бы рассказать, о чём они с Аллой говорили, куда ходили, чем занимались.

Просто чувствовал каждое мгновение, пережитое вместе с ней. И все они собирались, образуя в его груди новый мир, новую вселенную, ещё не познанную, только приоткрывающую свои тайны…

Решили справить новоселье.

Народу было много, в основном студенты. Вместо подарков несли продукты и спиртное.

Утром Антон появлялся на совещании в главке, а потом возвращался в общежитие, где не останавливалась разгульная жизнь. Веселье возобновлялось, гремела музыка, не утихали танцы. Устав, гости расходились, но через некоторое время приходили другие, и всё повторялось.

Заботкин уже несколько раз ловил на себе осуждающие взгляды коменданта общежития, но остановиться не мог, находился точно в дурмане.

Было весело и беззаботно. Забыл о семье, о службе, о войне.

Иногда среди студенток мелькали взрослые мужчины, явно не из общежития. Но внимания на это никто не обращал — всем были рады.

Один из таких парней представился Володей.

Невысокого роста с большим животом. В кожаной куртке с подстёжкой из овчины. Предложил подышать свежим воздухом — съездить на его машине за город в Кавголово. Антон поддержал, сказал, что недавно катался там с гор на лыжах, и внезапно почувствовал, как давно это было — точно в другой жизни.

Набился целый салон.

Снега было много. Санки взяли в прокате. Катались долго. Изредка Антон останавливался на вершине горы, точно от лёгкого покалывания, пытался отдышаться. Старался припомнить знакомую лыжню или спуск, где катался с детьми. Но ничего не узнавал — точно всё перестроили, перекроили заново. Удивлялся.

Часа через два замёрзли и решили погреться в ближайшем кафе. Внутри — прохладно, никто не раздевался. Из еды — только сдоба и чай. Столики маленькие — на четверых. Володя оказался вместе с Антоном и Аллой. Одежда намокла, но уезжать не хотелось. Пирожки от холода не спасли.

— Надо бы согреться, — предложил Заботкин и подмигнул Алле. Она дрожала от холода. Улыбалась. Приоткрывая рот, показывала, как у неё стучат зубы.

— К сожалению, спиртного здесь нет, — огорченно произнёс Владимир, — но у меня есть кое-что другое, тоже согревает!

— Что другое? — поинтересовался Антон.

Владимир достал из-за пазухи маленький металлический футлярчик. Оглянувшись по сторонам, склонился вперёд, стараясь прикрыться спиной от посетителей. Антон с Аллой повторили его движение. Огородились со всех сторон. Внутри коробочки оказался прозрачный пакетик с белым порошком и пластиковый прямоугольник.

— Это что? — тихо спросила Алла.

— Герыч, — усмехнулся Владимир, — не пробовали?

— Это же героин, наркотик! — удивился Антон. По тебе и не скажешь, что наркоман. Готовая статья уголовного кодекса.

— Я и не наркоман, — Владимир рассмеялся: Ха-ха! Наркоманы в тюрьме сидят или лечатся! Надеюсь, среди нас ментов нет?

Алла усмехнулась, хотела что-то сказать, но Антон толкнул её коленом под столом, и она сжала губы. Вопросительно посмотрела.

Антон в ответ нахмурил брови. Подумал, что можно было этого дельца арестовать, заломить руки за спину, найти понятых. Составить протокол, а потом дождаться местных оперативников со следователем.

Ну и, конечно, потом домой на электричке праздник испорчен! Раскрытие зачтут району. А ему надо будет показания давать следователю, а позже в суде. Спросят — что ты там делал? Вы же вместе приехали? Для чего? Почему не на службе? Можно так и на гражданку вылететь.

Владимир деловито вытащил пластиковый прямоугольник и высыпал на него немного порошка. Затем оторвал уголок меню и разделил им белую горку на три части. Свернул трубочку и вдохнул одну бороздку через нос. Заулыбался, протянул трубочку Антону.

— Ты чего? — удивился Заботкин. Сделал испуганный вид: — Я такое не употребляю. Можно подсесть. Ещё не хватало потом в наркологический диспансер мотаться.

— Ерунда, — усмехнулся Владимир, — не захочешь — не подсядешь. Вон видишь, какой я толстый! Хочу — нюхаю, хочу — нет! Главное, чтобы до иглы не дошло. Вот там можно не справиться.

Антон разделил оставшиеся две бороздки ещё пополам и вдохнул четвертинку.

Глаза Аллы засветились:

— И я хочу попробовать! Дайте мне!

— Тебе точно нельзя, — строго сказал Антон, женщины от пьянства не вылечиваются.

— Дайте согреться! Хочу согреться! — капризно заканючила Алла, ну пожалуйста, а то я простужусь и заболею. Это же не водка!

— Здесь ещё хуже, — отрезал Антон.

Алла неожиданно вспыхнула, в глазах промелькнул злой огонёк, который Антон видел впервые:

— Антон Борисович, — произнесла она с поддёвкой, — не стоит мне указывать, я девушка свободная! Не так ли?

Протянула руку и забрала у Антона трубочку. Пока тот недоумевал, торопливо втянула в нос почти целую дорожку.

Заботкин в страхе выпучил глаза, глядя, как она утирает свой носик с белым налётом в ноздре. Затем вопросительно посмотрел на Владимира.

— Ничего, — успокоил тот, — бабы, они всё легче переносят. А ты как, приход чувствуешь?

Антон отрицательно покачал головой.

— Забирай тогда остальное, ты мужик здоровый! — глаза Владимира начали слезиться. Зрачки сузились.

Антон вдохнул остатки и вернул пластинку. Стал анализировать своё состояние. Ничего внутри не происходило.

Подошли ребята, приехавшие с ними:

— Если вы ещё