Старец налил себе водки.

— Бывает, — согласился я.

— Тебе то откуда знать, молодой ты, — фыркнул Унидруг. Так, невзначай. Но его подвели руки. Он замер на секунду, переключив все внимание на меня. Сука, он меня прощупывает. Я прикусил язык.

— Что молчишь то? — сказал Унидруг и выпил.

— А вы тут, дедушка Унидруг, кем работаете? Ведь не только за любовь живете?

— По хозяйству помогаю, — улыбнулся дед. — Колю всякое. Поленья там, если попадаются, заковыристые. За землей вокруг приглядываю. Чтобы не мусорили. А ты, Мстислав, чем занимался?

— Да так, херней всякой, — ответил я. И тут же добавил. — Ой, дебил…

— Слово какое, не слышал никогда. Греческое? — не обиделся Унидруг, или как его там. Понял, что я про себя.

— Мне в Лицей надо. Спрятаться там, — сказал я. — Просто мимо проходил. Уеду скоро.

— Так ты ведь туда не один едешь. С Миленой Королевой. Твоя двоюродная племянница, кстати, Храбр Королев.

— Королев? — удивился я.

— Марфа сама себе фамилию выбирала. С претензией женщина. И о семье думала, хотелось ей видать, чтобы детки-внучки-правнучки с красивым именем ходили. А ты о семье думаешь?

— Разве что о сестрах вспоминаю. С теплотой. Последняя встреча прям потная была, — отозвался я. Изнутри поднималась веселая злость. Я слегка отпустил вожжи, и из меня начал сочиться Мстислав. Я даже сам почувствовал, как в лице поменялся. Морда стала наглая, на стену спиной откинулся, ноги пошире расставил. Вареник себе целиком в пасть закинул и жевал его тоже нагло так, с вызовом.

— Интересно будет узнать поподробнее, — кивнул добрый дедушка Унидруг, благодаря за очередной компромат. — Ты мне, Храбр, вот что скажи. Вы с Миленой как поладили?

— Хорошо поладили, — удивился я. И добавил, с ехидной улыбкой. — Только боюсь её немного. Вдруг за хер схватит. Что тогда делать? Вроде как радоваться. Но ведь она и оторвать может.

— Заковыристое положение, — согласно кивнул Унидруг. — А пошлить зачем начал?

— Защитная реакция, — отозвался я.

— Ишь ты… Кто у тебя учителем словесности был? Или даже на византийского философа разорились? — удивленно вскинул брови Унидруг.

Я не стал отвечать. Пожевал мяса, подцепил с тарелки Унидруга соленый огурчик. Похрумкал. Тот тоже молчал. Пауза стала затягиваться, превращаясь из неловкой как сопля на щеке начальника, в неудобную, как выпавшая из тебя анальная пробка во время пляски на корпоративе.

— Я буду её защищать. Была бы не она, тоже бы защищал, — наконец сказал я.

— Ну, с остальными как придется, а Милену уж постарайся, — сказал Унируг. Я подождал продолжения. Но никаких «Ато я тебя», не последовало. Плохой признак. Люди способные на ужасные вещи обычно не любят лишний раз опускаться до угроз. Просто потому, что потом их придется выполнять, а они их всегда выполняют.

— Вот, похрумкай, — наконец сказал Книгор. — Жимолось мороженная. От хмеля в голове помогает.

Я молча подвинул к себе плошку, на которую он указал. Дед, вернее старец, из неё пару раз отъедал, оставалось там не много. Я просто высыпал остатки замороженной ягоды в рот и, в самом деле, захрумкал. Странный вкус.

— Ну, может еще кувшинчик закажем, — сказал я через минуту, почувствовав как в голове проясняется.

— Через полгода. Как на каникулы вернетесь, — ласково улыбнулся Унидруг.

— Вдвоем? — досказал я за него фразу.

— Конечно вдвоем. В Лицее школяры почти никогда не погибают. Вот третий курс, он самый опасный, — начал выдавать ценные указания Унидруг. И надо же было, чтобы на самом интересном месте дверь распахнулась, и в наши теплые посиделки ворвалась Милена.

В срубе сразу стало весело и тесно. Она была одета в нечто, отдаленно напоминающее военный мундир. Только с юбкой и очень ладно на ней сидящий. В руках она притащила свертки. Захлопнула за собой дверь ногой, отвернулась к лавке и стала раскладывать их по лавке.

— Раздевайся!

— Да легко! — гаркнул Унидруг, вскочил и одним движением стянул с себя рубаху. Потолок для него был низковат и ему пришлось склонить набок голову, едва не положив ухо на плечо. Член у него оказался под стать росту. Не то, чтобы меня это впечатлило. Но я понадеялся, что еще расту, и мне предстоит сильно вытянуться. Во всех смыслах.

— Да я не вам, старец Унидруг! — сердито ответила Милена. Она зкончила со своими свертками и обернулась ко мне. Я сидел не двигаясь. Она сердито пшикнула уголком рта, сдувая прядь белых волос со лба. Запыхалась, пока это все по снегу тащила. Топнула ножкой в лакированном сапожке и, смотря на меня, не обращая внимания на старого эксбицианиста, зло сказала:

— Я этому балде. Вставай снимай рубаху и переодевайся в форму Лицея. И быстрее давай, там дедушка Григорий уже третий круг вокруг саней наворачивает! Грозится без нас улететь!

— Я не привык оголяться на людях, — медленно и осторожно сказал я.

— Ладно, я тогда пойду, — заявил Унидруг. Зажав под мышкой рубаху, завернулся в пушистую медвежью шкуру и вышел из сруба.

Милена закатила глаза, фыркнула и отвернулась.

— Ну? — капризно протянула она через секунду.

— Во что переодеться то дай, — ответил я.

Она поискала, и протянула мне стопку белья. Конечно же стопка лежала перед ней. Я спокойно начал переодеваться. Обдумывая разговор с дедушкой и некоторые новые вводные, я понимал, что слегка вляпался в какие-то местные заморочки. Будто мне своих проблем мало.

Кстати одежда тут классная. Приятная на ощупь.

Надо отдать должное, Милена демонстрировала нетерпени молча. Но очень красноречиво. И с ноги на ногу переминалась, и вздыхала тяжело, но не оборачивалась.

— Все, сказал я, — в принципе, я был доволен тем, что я на себе видел. Зеркал сюда, похоже, не завезли. По моему мнению я был похож на кадета элитного военного училища. А черная дубленка с серебристым и очень красивым мехом, явно придавало мне люксовой элитарности. Разве что узкие сапожки на высоченных каблуках были немного не привычны. Серьезно, каблук сантиметров семь, я не вру. Я даже сверился с заемными воспоминаниями — все норм, сапоги мужские, шикарные, за такие убить можно. Я смирился и стал переминаться, привыкая.

— Ну надо же. На человека стал похож, — кажется, с искренним удивлением сказала Милена. Я заглянул в её чистые, наивные глаза, увидел только безмятежную синеву неба. И молча попытался протиснуться к выходу. Но она неожиданно шагнула на встречу, прижала меня к столу, запустила руку себе за отворот, прошипела:

— Подожди, причешу!

Вытащила гребень. Кается, стальной. С длинной, хищной ручкой. Слишком тонкой и не удобной, чтобы быть просто ручкой гребня. Пока она забавно пыхтя меня расчесывала, яростно рыча «Терпи», когда я дергался, я думал, что