Я что-то слышу.

Звук проходит сквозь резервуар, глухо долбит металл о металл, доносится до ушей словно из космоса. Щурясь, я присматриваюсь к новому набору форм и цветов, размытых очертаний. Сжимаю кулаки, но плоть рыхлая, а кости как разбухшее тесто, кожа отстает влажными хлопьями. Вокруг меня лишь вода, однако мою жажду не утолить ничем, и мой гнев…

Мой гнев…

Что-то щелкает. Включается голова. Разум. Шея.

Глаза вытаращены, дыхание сбилось. Я – на коленях, уткнулся лбом в грязь, руками зарылся во влажную землю.

– Какого черта? – Пытаюсь восстановить дыхание. Оглядываюсь. Сердце скачет вверх-вниз. – Что… Что такое…

Я сам копал себе могилу.

Скользкий, душераздирающий страх проникает в тело одновременно с мыслью: в моей голове была Эммелина. Она хотела убедиться, сможет ли заставить меня себя прикончить.

Даже когда я об этом думаю, даже когда, опуская взгляд, вижу свидетельство своей убогой попытки закопать себя живьем, внутри меня – острое, но вполне банальное сочувствие. Я понял, как она страдает, и не увидел там жестокости.

Зато увидел безысходность.

Она как будто надеялась, что если я себя убью, пока она у меня в голове, то я каким-то образом уничтожу и ее.

Джей снова кричит.

Шатаясь, я встаю на ноги, сердце выскакивает из груди, и в тот же момент небеса разверзаются, высвобождая на меня весь свой гнев. Я не знаю точно, почему Эммелина попробовала влезть в мою голову – храбрый, но слабый, – зато знаю достаточно, чтобы понять: что бы, черт возьми, здесь ни происходило, один я с этим не справлюсь. Прямо сейчас остается лишь надеяться, что в Прибежище у ребят все в порядке и что Назира вскоре вернется. А пока моему разбитому телу придется выжать из себя по максимуму.

И я делаю шаг вперед.

Размазанная по телу, подсыхает несвежая, остывшая кровь, а я иду, с каждым шагом набираясь решимости противостоять все более и более переменчивым погодным условиям. Одно землетрясение плавно перетекает в другое. То тут, то там бьют молнии. Разбушевавшаяся гроза в мгновение ока превращается в ураган.

Когда я наконец подбираюсь ближе, Уорнер поднимает на меня взгляд.

И, судя по всему, он ошарашен.

Похоже, он видит меня только сейчас – после всего, что произошло, – он только сейчас понимает, что я здесь. В глазах проскальзывает облегчение, мгновенно сменяясь болью.

Потом он выдавливает два слова – два слова, которые, как я считал, никогда не вылетят от него в мой адрес:

– Помоги мне.

Слова унес ветер, мучительная боль в глазах осталась. Лишь теперь я наконец понял, что́ ему приходится терпеть, всю глубину его страданий. Поначалу я решил, что Уорнер просто поддерживает Джей, выступает для нее опорой.

Я ошибался.

Джей вся сочится энергией, ее трясет, Уорнер вообще едва к ней прикасается. Сдерживает ее порывы. Что-то – кто-то – физически дергает за ниточки тело Джей, жестикулирует ее конечностями, пытаясь заставить ее выпрямиться и, вероятно, убраться отсюда подальше, и лишь благодаря Уорнеру Эммелина не добилась желаемого.

Я понятия не имею, как ему это удается.

На бледном лице Джей проступает яркая, причудливая сеточка вен. Джей какая-то синеватая, кажется, вот-вот расколется пополам. От ее тела исходит низкочастотный гул, треск чистой энергии, жужжание мощи. Я вцепляюсь в ее руку, и через долю секунды Уорнер подвигается, распределяя между нами вес ее тела. Мы втроем летим вперед и грохаемся о землю с такой силой, что мне сложно вздохнуть, а когда я наконец поднимаю голову и смотрю на Уорнера, в моих широко распахнутых глазах стоит чистый ужас.

– Это Эммелина, – ору я ему.

Он кивает, его лицо свирепо.

– Чем мы можем помочь? – снова ору я. – Неужели она в состоянии так долго кричать?

Уорнер бросает на меня лишь взгляд.

Он бросает один лишь взгляд, и страдание в его глазах все объясняет. Джей и не в состоянии так долго кричать. Она не в состоянии стоять на коленях и кричать так столетие. Это, черт возьми, ее убьет. Боже мой. Я знал, что дело плохо, однако и не подозревал, что настолько.

Джей словно собралась в мир иной.

– Может, поднять ее на ноги? – Даже не знаю, почему у меня это вырвалось.

Сомневаюсь, что я могу перекинуть себе за шею ее руку, не говоря уже обо всем теле. Меня самого еще трясет, причем так сильно, что я вряд ли смогу выполнить свою часть работы и оторвать эту девчонку от земли. Я понятия не имею, что за дрянь течет у нее сейчас по венам, Джей будто с другой планеты. Она выглядит полуживой. Глаза плотно зажмурены, челюсть болтается, как оторванная. Энергия исходит из нее лучами. Черт возьми, жуть как страшно.

Я едва справляюсь.

Боль в руках переползает на плечи, затем дальше, на спину. И я дрожу как осиновый лист, когда мое обнаженное, разгоряченное тело хлещет резкий ветер.

– Давай, – произносит Уорнер.

Я киваю.

Делаю глубокий вдох.

Молюсь, чтобы я оказался сильнее, чем есть на самом деле.

Уж не знаю, каким образом – иначе как чудом это не назовешь, – я поднимаюсь на ноги. Мы с Уорнером умудряемся зажать Джульетту между собой, и, когда я бросаю на него взгляд, мне легче от того, что он тоже балансирует на грани фола. Я никогда не видел, чтобы Уорнер был в беде, и точно уверен, что при мне он никогда не потел. Я и хотел бы сейчас немного посмеяться, но вижу, сколь болезненно любое его прикосновение к Джей, и это вздымает во мне новую волну страха. Я понятия не имею, сколько времени он сдерживал ее в одиночку. Я понятия не имею, что было бы с ней, не окажись он рядом. И я понятия не имею, что с ней будет, если мы не справимся.

Как будто что-то щелкает в голове, все встает на свои места, и это придает мне новых сил. Я сделал выбор. Сейчас мы нужны Джей, и точка.

А значит, придется попотеть.

Мы стоим, выпрямившись, посреди безумия – легкая мишень. Я выкрикиваю предупреждение: в нашу сторону летит кусок железа. Резко поворачиваюсь, чтобы защитить Джей, и получаю удар в спину, такой ощутимый, что в глазах мерцают звезды. Сегодня ночью моя спина и так пострадала, а теперь синяки наверняка будут еще больше. Но когда Уорнер в панике встречается со мной взглядом, я киваю, чтобы он понял: все в порядке. Я ее держу.

Шаг, еще один, мучительный и тягостный, мы двигаемся в сторону Прибежища.

Мы тащим на себе Джей, как Иисуса: ее голова запрокинута назад, ноги волочатся по земле. Теперь она бьется в конвульсиях, а душевное здоровье Уорнера, похоже, висит на единственной истрепанной ниточке.

Мы снова видим Назиру – по ощущениям, минули столетия, однако рациональная часть моего мозга подсказывает, что, скорее всего, прошло минут двадцать-тридцать. Кто знает… Уверен, она изо всех сил старалась вернуться и привести на помощь людей, но, похоже, мы опоздали. Похоже, опоздали в принципе.