– Вас ведет автоматический клиппер, работающий в режиме беспорядочного перебора различных вариантов реальности, – продолжал между тем Одиссей. – То же самое проделано и в отношении вашего друга, господина Кровица. Чем все это может закончиться, я надеюсь, вы и сами прекрасно себе представляете: галлюциногенный бред, вспышки немотивированной ярости, быстро нарастающий психоз… Вот видите, Анатолий Иванович, насколько я с вами откровенен.

Я бросил взгляд на Витьку. Он не слышал, что говорил мне Одиссей, но, должно быть, по выражению моего лица понимал, что ситуация у нас патовая.

– Где вы предлагаете встретиться? – спросил я у Одиссея.

– Если вы скажете мне, где вы сейчас находитесь, я вышлю за вами машину.

Непонятно каким образом в руке Витьки, в которой он до этого держал сигарету, оказалась короткая капитанская трубка. Витька привычным движением поднес ее ко рту и крепко затянулся. На асфальт упала серая тень, – небо, всего секунду назад безоблачно ясное, затянулось черными грозовыми тучами. На землю вот-вот должен был обрушиться ливень. А на стене рядом с таксофоном появилась короткая неприличная надпись.

– Я жду вашего ответа, Анатолий Иванович, – с нажимом произнес Одиссей.

И тотчас же его перебил другой, незнакомый мне голос:

– Господин Зверинин! Немедленно уходите оттуда, где вы сейчас находитесь! Ваше местонахождение уже установлено, и за вами выслана группа захвата!

– А, тьма вечная! – в сердцах выругался Одиссей.

Это было первое неконтролируемое проявление эмоций с его стороны, свидетелем которого я стал.

– Кто говорит? – спросил я, не понимая, что происходит.

Действительно ли кто-то решил прийти к нам на помощь, или же голос в телефоне – это всего лишь следствие очередной смены реальности?

– Это Парис, – ответил мне голос из телефонной трубки. – Уходите, господин Зверинин, или будет поздно!

– Парис… – растерянно произнес я. – Тот самый…

– Да, тот самый Парис, который двадцать лет назад передал вам клиппер…

– Что происходит? Почему нас с Витькой пытаются убить?

– Уходите, господин Зверинин! – почти с отчаянием прокричал Парис. – Умоляю вас, не теряйте времени! Я все объясню вам при встрече!

– Анатолий Иванович, – вновь услышал я голос Одиссея. – Вам попросту морочат голову. Оставайтесь на месте и дождитесь машины.

– Как мне связаться с вами? – спросил я, обращаясь к Парису.

– Я сам вас найду. Уходите!..

Голос Париса оборвался. В трубке послышались частые прерывистые гудки.

Без лишних слов, чтобы не дать Витьке возможность втянуть меня в совершенно неуместную сейчас дискуссию, я покрепче ухватил его за локоть и настойчиво потащил в сторону от проезжей части.

Уже на ходу я произнес только одно слово:

– Уходим, – постаравшись, чтобы прозвучало оно спокойно, но убедительно.

По счастью, Витька не упирался, хотя и не старался облегчить мне работу. Покуривая на ходу, он не спеша, как будто даже с ленцой, переставлял ноги.

Не успели мы сделать и пяти шагов, как позади нас, в той стороне, где переулок выходил на Маросейку, завизжали тормоза сворачивающего на скорости автомобиля.

Витька лениво отщелкнул в сторону окурок и посмотрел назад. Однако вся его вальяжность и показная независимость улетучились в момент, едва он заприметил в начале переулка знакомый синий микроавтобус «Форд». Сорвавшись с места, Витька припустил вперед с такой скоростью, что я увидел только его спину, когда он свернул за угол.

Кинувшись за Витькой, я успел заметить, как он нырнул в подворотню, и рванул следом, полагая, что он знает, куда бежит.

Мы петляли среди дворов и проулков, между мусорных баков и припаркованных где попало автомобилей. Небо у нас над головами то затягивалось тучами, то озарялось солнцем. Под ногами асфальт сменялся бетоном, на смену которому, в свою очередь, приходила брусчатка, а затем – снова серый асфальт. В небольших сквериках, через которые мы пробегали, росли то огромные дубы с потрескавшейся от времени корой и высокие развесистые клены, то пирамидальные кипарисы и магнолии, то вообще какие-то совершенно незнакомые деревья с сине-зеленой листвой и лохмами свисающих с ветвей лиан. Казалось, чем быстрее мы бежали, тем стремительнее менялась реальность вокруг нас. Неизменным оставался только цвет надетых на нас ветровок: у Витьки – синяя, у меня – зеленая. Должно быть, это было сделано намеренно, чтобы преследователи не теряли из виду наши спины.

Витька стрелой влетел в узкую щель между глухой стеной старого трехэтажного дома и рядом ржавых металлических гаражей. Я забежал туда же следом за ним и остановился, привалившись спиной к стене. Мы бежали всего-то минут десять-двенадцать, но отсутствие регулярных физических упражнений давало о себе знать. Я чувствовал покалывание в правом боку и дрожь в коленках. А Витька так и вовсе присел на корточки и, упершись локтями в колени, дышал надсадно и тяжело, словно загнанная лошадь.

– Давно тебе говорил, бросай курить, – произнес я, едва переведя дух.

Не поднимая головы, Витька только махнул рукой.

Я осторожно выглянул из щели, в которую мы забились, словно крысы. Во дворе дома было пусто. Только пожилой автолюбитель сосредоточенно копался в безнадежно больном моторе своего старенького «Москвича». Он скорее всего даже не заметил, как мы с Витькой пронеслись мимо него.

– Похоже, оторвались, – сказал я, обернувшись к приятелю.

Витька коротко кивнул и поднялся на ноги.

– Стар я стал для таких забегов, – произнес он и сплюнул на землю. – Это был Одиссей?

Пользуясь передышкой, я рассказал Витьке о беседе с Одиссеем, о том, какое предложение он нам сделал, и о внезапно вклинившемся в разговор Парисе, пообещавшем вытащить нас из этой истории.

– Ох, не верю я твоему Парису, – озабоченно покачал головой Витька.

– Но именно он предупредил меня, что Одиссей выслал группу захвата, – напомнил я.

– Ну и что с того? – пренебрежительно дернул плечом Витька.

– Ты уже забыл, Одиссей собирался тебя прикончить, а Парис изо всех сил старается сохранить тебе жизнь?

– Да брось ты, Анатоль, – саркастически усмехнулся Витька. – Моя жизнь для этих парней всего лишь средство достижения каких-то своих целей. А вот что им нужно на самом деле, нам с тобой неизвестно.

Сказав это, Витька повел носом по сторонам и скорчил весьма выразительную гримасу.

– Слушай, давай-ка выберемся отсюда. Воняет здесь…

В щели и впрямь воняло мочой и еще чем-то не менее мерзким.

Я еще раз осторожно выглянул во двор и, не заметив никого, кроме прежнего автолюбителя, который теперь пытался отремонтировать не красный «Москвич», а старый серый «Запорожец», решил, что можно выходить.