Вдобавок на межсоюзном совещании было решено отказаться от замысла зимних частных ударов, чтобы полностью сконцентрироваться на подготовке весенней решительной кампании. Генерал Рузский вообще заявил, что в связи с климатическими условиями армии Северного фронта не смогут наступать вплоть до апреля месяца. Однако же он не стал мешать «обкатке» войск 12-й армии в ударе на Митаву. В свою очередь, временно исполняющий обязанности наштаверха ген. В.И. Гурко даже хотел отменить подготовленную операцию. Однако бездействие армий Северного фронта в кампании 1916 г. и постоянно отдававшиеся и затем отменявшиеся приказы о начале наступления могли сыграть негативную роль в настроении войск. В.И. Гурко пишет: «В связи с этим не было сомнений, что очередной приказ об отмене наступательной операции весьма отрицательно скажется на моральном состоянии всех частей этого фронта. С другой стороны, вся имеющаяся у нас информация позволяла серьезно надеяться, что предложенное наступление на Рижском выступе окажется успешным»{75}. Правда, позиция штаба фронта оставалась неясной. Генерал Гурко считал даже, что главкосев дал «добро» на удар по Митаве «по недомыслию».

Очевидно, что идея Радко-Дмитриева была в общем поддержана Н.В. Рузским как предварительный эксперимент перед летним наступлением 1917 г., долженствующий дать войскам опыт, а командующему — пищу для размышлений. Тем не менее, дабы отстраниться от ответственности за исход операции, ген. Н.В. Рузский на Совещании в Ставке заявил, что «в направлении на Митаву можно было бы попытаться произвести частную операцию, но она не обещает успеха». Поэтому главкосев дал свое разрешение на проведение частной операции лишь «в смысле боевой практики для войск».

При составлении плана наступления командующий 12-й армией генерал Радко-Дмитриев учитывал, что у него нет и не будет достаточных артиллерийских средств, чтобы пробить в неприятельской обороне достаточную по ширине и глубине брешь для дальнейшего развития наступления. То есть классический способ «прогрызания» германских позиций, рекламируемый англо-французами, заведомо не годился. Ограниченность артиллерийских средств вынуждала Радко-Дмитриева разработать атаку без производства длительной артиллерийской подготовки. Наработки уже существовали. Еще в августе месяце по настоянию Радко тогдашний главкосев А.Н. Куропаткин сообщал в штаб Ставки: «Нам нужно заменить систематическую артиллерийскую подготовку элементом внезапности, а именно — сосредоточившись значительными силами в районе, где нас противник менее всего ожидает, атаковать стремительно без методичной медлительной артиллерийской подготовки, ограничившись только ошеломляющим противника коротким ураганным огнем артиллерии»{76}.

Дело в том, что в условиях позиционной войны основной проблемой, с которой сталкивается атакующая сторона, оказывается скорость пролома обороны противника, ввод в коридор прорыва резервов и темпы продвижения наступающей группировки в целом. Как показал опыт боев 1916 г. на русском Юго-Западном фронте (Брусиловский прорыв) и англичан на Сомме, любой тактический прорыв быстро закрывается неприятельскими резервами. Эти резервы всеми силами пытаются остановить наступающего, вынудить его к постоянным перегруппировкам, то есть такие действия разменивают пространство на время в ожидании подхода крупных сил на помощь обороняющейся стороне. Именно так 8-я армия Юго-Западного фронта была остановлена на ковельском направлении — непрестанными контрударами немногочисленных германских соединений, сбивших темп русского наступления и тем самым дождавшихся подхода немецких дивизий из Франции.

Длительная артиллерийская подготовка всегда укажет обороняющемуся место готовящегося прорыва. Это понял еще главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта ген. А.А. Брусилов, сумевший только в результате внезапности атаки во всех своих армиях в общефронтовом масштабе сломать австрийскую оборону. Иначе говоря, противник не должен получить время на то, чтобы опомниться: в тактический прорыв должны немедленно вливаться резервы, чтобы развить его до оперативных масштабов. А наличие маневренных соединений — кавалерии — не позволит неприятелю создать в глубине новый оборонительный рубеж. Поэтому, как отмечал один из участников событий, командарму–12 было «необходимо для атаки наметить такой участок позиций противника, который позволил бы соединить нам внезапность нападения с наилучшим и наиболее продуктивным использованием имеющихся у нас артиллерийских средств. Намеченная нами для атаки позиция противника должна состоять из ряда слабо укрепленных участков, чередующихся с более сильно укрепленными опорными пунктами. Тогда ограниченные артиллерийские средства, будучи сосредоточены против опорных пунктов, должны одновременно с внезапной нашей атакой на слабо укрепленные участки, своим огнем подавить всякую сопротивляемость и проявления жизни в районе опорных пунктов, иначе говоря, Должны приковать к месту их гарнизон»{77}.

Соответственно сложившейся обстановке, наступление намечалось на фронте от болота Туруля до митавского шоссе включительно, в лесистой полосе, разделяемой на части рядом болот. Штабом армии было решено проводить операцию в тот момент, когда болота только-только замерзали, чтобы противник не мог ожидать удара со стороны русских. Целью армейской операции ставились прорыв расположения противника и его вытеснение за реки Эккау и Аа. Как впоследствии указывал командир 5-й Сибирской стрелковой дивизии, «идея маневра была такова: 5-я Сибирская стрелковая дивизия ведет наступление вдоль шоссе на Митаву, с целью привлечь сюда внимание противника, а 6-й Сибирский корпус направлен для нанесения главного удара от побережья моря в левый фланг противника. Для скрытности движения в полках были изготовлены белые халаты»{78}.

К этому времени в состав 12-й армии входили 21-й и 43-й армейские и 2-й и 6-й Сибирские корпуса, а также ряд отдельных частей. Еще в ноябре сразу два корпуса — 13-й и 37-й армейские — были изъяты из состава 12-й армии. Однако и при таких силах командарм–12 имел более чем двойное превосходство над противником в живой силе. Войска сосредоточивались на исходных позициях под прикрытием лесистой местности, что способствовало скрытности сосредоточения и неожиданности удара. В связи с тем, что от артиллерийской подготовки отказались, проходы в германской колючей проволоке должны были быть проделаны саперными командами посредством подрыва заграждений пироксилиновыми шашками.

Для производства наступления назначались 82 батальона при 300 орудиях (в том числе — 126 тяжелых) против 19 германских батальонов, занимавших укрепленную полосу на участке предполагаемого прорыва. Таким образом, на участке прорыва русские имели превосходство в живой силе почти в пять раз. Следовательно, расчеты на тактический успех атаки представлялись реально возможными. Слабой же стороной плана являлось то обстоятельство, что в 12-й армии не оставалось резервов для развития успеха в случае удачи: главкосев не дал войск, рассматривая готовившееся наступление, как показано выше, лишь в качестве «боевой практики» для войск.