Тут я увидела Валентина Петровича. Он приехал давно, часам к четырем, но из кабинета вышел только сейчас. Он налил себе сока в пластиковый стаканчик и о чем-то стал оживленно беседовать с Гребчуком.

– Извините, я отвлеклась, так что вы говорите?

Я повернулась к Борису Андреевичу. Семенов ничего не говорил: он просто не мог, наверное, мой вопрос его слегка шокировал.

Валентину Петровичу кто-то позвонил, и он, приложив трубку к уху, вышел в коридор. Я последовала за ним. Селезнев дошел до лестницы и направился в свой кабинет. Я кралась просто какими-то огородами, пару раз меня прикрывали пальмы, один раз спас фикус, а уже на втором этаже я спряталась за какую-то сморщенную икебану. Приложив ухо к плотно прикрытой двери, я замерла.

– Я больше не желаю с вами разговаривать… – грубо говорил Валентин Петрович. – Не надо мне угрожать, вряд ли вы сможете меня запугать… У вас нет доказательств, нам не о чем говорить…

То ли на том конце провода представили какие-то доказательства, то ли угрозы были все же серьезные, но голос Селезнева дрогнул, и дальше он говорил уже другим тоном:

– Что вы хотите… Это не телефонный разговор… Нет, не сегодня…

В коридоре хлопнула дверь, я дернулась и пулей влетела в кабинет финансовой директрисы. Я заметалась по комнате, злясь на себя и на весь белый свет: наверняка Селезнев говорит сейчас самое интересное!

Опять хлопнула дверь, но уже рядом. Раздались шаги Валентина Петровича, он уходил. Я вышла в приемную и села за свой стол. Спускаться вниз не хотелось, я решила переждать немного и смотаться домой.

Дверь кабинета Селезнева была приоткрыта, и я сама не знаю, как так получилось, что я оказалась как бы уже за этой дверью.

На столе Валентина Петровича лежал мобильный телефон… Вот она, секунда, когда меня остановить невозможно!.. Я схватила телефон и дрожащими руками стала жать на кнопки. Если бы знать, как устроены эти телефоны! То есть я знаю, у меня даже где-то валяется мой собственный, не оплаченный уже лет сто, но вот как обращаться с чужими телефонами, я не знала. Руки дрожали все сильнее, телефон выскользнул и шмякнулся об стол, я от неожиданности брякнулась в кресло, оно отъехало и налетело на тумбочку, заваленную журналами, журналы полетели на пол, я вскочила, схватила телефон, схватила журналы, заметалась, нога подвернулась, и я врезалась лбом в шкаф… Усилием воли я заставила себя замереть… тихо… все хорошо…

Я собрала журналы, поставила кресло на место и хладнокровно стала изучать входящие звонки. Нужное меню я нашла не сразу, но все же нашла. Я схватила ручку и стала записывать номер последнего звонившего. Уже после четырех цифр я остановилась: это был почти мой номер, за исключением последних двух цифр. Валентину Петровичу Селезневу звонили Потугины…

Домой я пришла часов в десять. Подошла к шкафу и посмотрела на стопку приданого 46-го размера. Я разделась и с легкостью натянула на себя короткую юбочку и водолазку. Ничего не выпирало, пуговица застегивалась, «молния» не расходилась.

Вот она, лучшая диета, – труп с запахом елового леса, тюрьма на линии горизонта и соседи – не то маньяки, не то перспективные убийцы. Присоединяйтесь!

Мы миримся с Солькой и развешиваем свои уши на балконе

Выходные стали для меня чем-то удивительным и прекрасным. Только выйдя на работу, я осознала их ценность. Одно то, что ненавистный будильник не спел свою до неприятия подлую песню, повышало настроение на пару баллов. Проснулась я в одиннадцать, позвонила Альжбетке, и она притащилась ко мне с маленьким тазиком растительной дряни.

– Я подумала, что мы можем вместе позавтракать, – радостно сказала Альжбетка.

– Это что? – спросила я, окидывая взглядом цветастый набор ингредиентов.

– Это салат «Здоровье»: капуста, свекла, ростки сои и хлопья геркулеса.

Я тяжело вздохнула:

– Ладно, накладывай.

Альжбетка радостно подлетела к шкафчику с тарелками, и через пару минут мы уже сидели за столом и задумчиво смотрели на горку слипшейся массы, только мысли у нас при этом были разные.

– У тебя нет яблока? – спросила Альжбетка. – Я бы украсила этот замечательный салат.

– Нет, – сказала я, – ты думаешь, если его украсить, то аппетит для этого блюда появится?

– Напрасно ты так, – обиделась Альжбетка, – я это ем уже целый год, и результат прекрасный.

– Какой может быть результат от этого? – поддев вилкой геркулесину, спросила я.

– У меня регулярный стул, например.

Я недобро покосилась на свою подругу.

– Ты знаешь, – сказала я, – когда я много ем, у меня тоже регулярный стул, так как огромное количество пищи, поступающее в мой организм, хорошо проталкивает пищу, поступившую ранее.

– Подобный образ жизни плохо влияет на внутренние органы и весьма плачевно отражается на коже.

Я запихнула салатик «Здоровье» в рот и, глядя, как Альжбетка уплетает свое кулинарное произведение, стала работать челюстями.

– Я добавлю майонеза, – через секунду сказала я.

– Ты что, – замотала головой Альжбетка, – тогда не будет нужного результата, майонез вообще очень жирный продукт.

– А ты что-нибудь еще умеешь готовить? – спросила я.

– Салат «Энергия» и закуску «Вечность».

– Это что? – заинтересовалась я.

– Это когда на кружочек огурчика кладешь ложку обезжиренного творога.

Я уже хотела спросить Альжбетку, не этой ли «Вечностью» она накормила перед смертью Федора Семеновича, но тут в дверь тихонечко постучали.

Кто же это так скромно стучится, кто же такой вежливый и робкий… Это гадкая предательница Солька!

Альжбетка вопросительно посмотрела на меня, я кивнула.

– Открыто, – закричала славная повариха Альжбетка.

Мы уставились в тарелки и заработали челюстями.

Солька вошла как тень и застенчиво встала у двери.

– Это я, девочки.

Мы промолчали.

– Вот, зашла спросить, как у вас дела…

Мы промолчали.

– А что это такое вкусненькое вы едите?

– Салат «Здоровье», – с видом гурмана сказала Альжбетка.

– Вкусно? – поинтересовалась Солька.

– Очень! – уверила ее Альжбетка.

– А я вот не завтракала.

Мы промолчали.

– Я бы поела…

Мы промолчали.

– Что вы, со мной совсем не дружите?

– Не дружим, – хором ответили мы.

– Да, я немножко виновата, – замялась Солька, – но вы должны понять, такое может случиться с каждым.