Условно населенные места появились уже ближе к вечеру. Стали часто встречаться старые кострища, и другие, гораздо менее романтичные следы человеческой жизнедеятельности, а к закату мы вышли к небольшому поселку. Деревня, или, скорее, хутор, состоял всего из нескольких хижин, окруженных небольшими огородами. Загон для овец был гораздо больше, чем любое из жилых строений, вот только как сам загон, так и хижины, оказались пусты. Люди отсюда ушли совсем недавно, и в спешке. Забрали только самое ценное и скотину, даже поспевшие овощи остались на месте не собранными — этот факт интересовал нас гораздо больше, чем загадочное исчезновение жителей. Впервые за несколько дней удалось наесться вдоволь — в одном из домиков Рубио нашел несколько полосок вяленого мяса, так что варево, приготовленное в очаге выбранного для ночевки дома, получилось сытным и очень вкусным. Рубио, так и остававшийся весь день непривычно молчаливым, не преминул прокомментировать мой энтузиазм при виде горячей пищи:

— Смотри, не обожрись. Завтра день тяжелый, а если его украсят еще и твои ежеминутные отлучки в кусты, может стать и вовсе невыносимым.

Я и без старика знал о вреде обжорства, но в спор вступать не стал — покончив со своей порцией, отправился на боковую. Чтобы, значит, как говорил отец, жирок завязался. Засыпал, впрочем, с некоторой опаской, и она не замедлила подтвердиться. Во сне снова явилась Кера. Выглядела она чуть лучше, чем накануне, а, главное, в глазах появились какие-то проблески разума:

— Не знаю, почему ты идешь к самому средоточию силы врага. — Без обиняков начала демоница, не затрудняя себя приветствиями. — Очень многие хотели бы оказаться как можно дальше оттуда. Возможно, ты безумен. Это не мое дело. Я не стану тебя отговаривать. Но если ты все же настолько не дружишь с рассудком, что продолжишь путь, выполни мою просьбу: когда будешь умирать, посвяти свою смерть мне. Твоя кровь помогла мне вчера, но этого мало. Тартар все равно ждет меня, а так я хоть немного еще продержусь.

Теперь мне действительно захотелось последовать советам матери и хорошенько выругаться, но я сдержался. Спросил вместо этого:

— Там, куда мы идем, многих убили? Это были последователи чистого?

— Да, многих. Очень многих. И да, это были рабы чистого, и они убивали во славу своего жадного бога. Ненавижу! Даже я никогда не забирала все! Я оставляла вам, смертным, часть силы, чтобы могли найти путь к Стиксу через царство Эреба[26].

Рассуждения вестницы я пропустил мимо ушей, так же как отмахнулся от мысли о многочисленных смертях. С моими родителями не может случиться ничего плохого. Только не с ними. И потому я спросил самое важное:

— Укажи, как туда добраться быстрее? Место, куда свозили смертных. Я не останусь в долгу. Обещаю, что посвящу свою смерть тебе, если поможешь. И если мне удастся прихватить кого-то из чистых с собой, их жизни я тоже отдам тебе.

Кера взглянула мне в глаза, покачала головой с сомнением:

— Хорошо, смертный. Я готова заключить договор. Моя помощь в обмен на жизни смертных.

Демоница вдруг резко приблизилась, провыла:

— Просыпайся! — Ее пасть распахнулась так широко, что, казалось, она вот-вот отхватит мне голову. От испуга я дернулся и проснулся. Но то, что происходило во сне, не забыл. Вестница беды была рядом. Я чувствовал её присутствие, и даже мог видеть неясный силуэт, если скашивал взгляд. Небо на востоке даже не начало светлеть, Рубио продолжал крепко спать на соседней лежанке — моя возня заставила старика только перевернуться на другой бок. Я подскочил к спутнику, стал трясти за плечо.

— Только не говори, что тебе приснился кошмар, и тебя теперь нужно обнять и спеть колыбельную! — даже сонный, старик не изменял своей привычке язвить. Но мне сейчас было не до перепалки.

— Да! Мне приснился кошмар! Мне явилась Кера, и сказала, что совсем недалеко отсюда чистые приносят в жертву людей. Много! Мы должны спешить!

— Ты ведь не станешь дожидаться утра, как бы я не уговаривал? — уточнил старик, отбросив шутливый тон. — Хорошо, идем. Она сказала, куда идти?

— Она обещала показать. Да быстрее же! — сам я в это время судорожно заматывал портянки.

Старик тоже скосил глаза, недобро хмыкнул, различив вестницу, потом обманчиво неторопливо принялся снаряжаться.

Из дома вышли через десять минут, и только после того, как по настоянию Мануэля хорошенько измазали одежду и лица в саже из очага. Неплохой способ маскировки — в темноте, даже на расстоянии вытянутой руки можно заметить только белки глаз. Я сразу взял хороший темп. Несмотря на ночное время, дорога была видна — луна давала достаточно света. Не настолько, чтобы нестись сломя голосу по горным дорогам, но мне сейчас было не до осторожности. То, что цель приближается, стало ясно довольно скоро. Мы обогнули большую скалу и сразу увидели далеко впереди широкие лучи света. Давно, еще в другом мире, я смотрел хроники второй мировой войны. Во время налетов города обороняли с помощью прожекторов, которые пытались нащупать вражеские самолеты в небе. Сейчас было очень похоже, только лучи не метались по небу, а упирались в зенит. Я насчитал десять штук, и они были гораздо ярче и будто бы жирнее тех, что мне запомнились по документальным съемкам. Определить расстояние в темноте не представлялось возможным, к тому же источники лучей явно находились в низине, которую закрывали несколько стоявших почти в ряд холмов.

Помощь Керы была больше не нужна, но я все равно чувствовал ее незримое присутствие. Демоница отставать не хотела — торопилась поскорее получить плату за услугу. Я спешил все сильнее, почти не смотрел под ноги. Каким чудом мне удалось не переломать ноги во время бега — неизвестно. Остановился я, только оказавшись на вершине холма. Дыхание сбилось, разглядеть за яркими лучами, что именно находилось внизу не получалось. В следующий момент я полетел на землю, получив чувствительный удар под колени.

— Идиот! Если ты хотел предложить им еще одну жертву, можно было так сильно не торопиться! — Сердито прошептал с трудом нагнавший меня Рубио. — Они вполне могли подождать и до утра. Твой романтичный силуэт на фоне лунного света мог увидеть любой, кому пришла бы в голову блажь поднять глаза!

Справедливость упрека смогла пробиться даже через пелену ярости и беспокойства, застилавшую глаза. Дальше я действовал более осторожно. В следующий раз в полный рост я поднялся только после того, как мы спустились с холма. Теперь можно было лучше разглядеть лагерь — а это был именно он. Широкое, обнесенное деревянной оградой пространство, было заполнено людьми. Несмотря на ночное время никто не спал. Некоторые пленники вяло перемещались по территории, будто не зная, чем себя занять, другие сидели на земле, уставившись в землю, но все старательно отворачивались от центра лагеря, где в небо упирались десять ярких столбов света.

Мы обошли лагерь по периметру, держась на внушительном расстоянии. Вышки с наблюдателями внушали некоторое опасение поначалу, но я быстро заметил — пулеметы стоят стволами внутрь, часовые следят за внутренней территорией, а то, что происходит снаружи, их не интересует. Должно быть, чистые уверены, что ни один здравомыслящий человек не станет приближаться к месту, в котором происходит нечто явно недоброе. Свет из центра лагеря не способствовал видимости, но то, что охрана представлена исключительно послушниками чистых, было заметно — их серовато-белые одежды будто светились в темноте. Никто не знает, как чистые пополняют свои ряды. В чем заключается испытание, или, может, обучение, где оно проходит. Послушников вообще видели редко. Те, кто хотел стать чистым, шли в храм. Иногда после этого можно было видеть их тела, прошедшие через ритуал очищения. Монахи объясняли, что этот кандидат оказался слишком нечист, чтобы приблизиться к богу. Если же кандидатура устраивала высшие силы, он становился послушником. И исчезал, для того, чтобы появиться где-нибудь спустя несколько месяцев в сияющей белизной хламиде чистого монаха.