– Что вы с ним сделали, ваша милость? – спросил мэтр Шизомудр.

– Заключил в кокон иллюзий. Ему кажется, что мы все его очень внимательно слушаем и готовы помочь.

Ректор, несмотря на недостатки характера, был очень сильным магом.

– А теперь вам слово, – Глав Рыбс длинным, похожим на рыбью кость пальцем ткнул в Винтуса Болта.

– Некоторое время назад… – начал тот.

Деканы слушали рассеянно. Мэтр Шизомудр дремал, Умно-Заливайский позевывал в кулачок. Сизопуст рисовал пальцем на столе руны и бормотал какую-то чушь, а Тугодум сверлил магов-управленцев полным раздражения взглядом.

– Так вот, господа, – сказал ректор, когда Винтус Болт замолчал, – может быть, кто-то из вас хочет что-то сказать?

С рокотом, точно Ктулху, восстал ото сна мэтр Шизомудр.

– Конечно, – проговорил он. – В преподавательской столовой давно пора сменить повара. А то неловко есть котлеты со щупальцами. Они цепляются за тарелку и за вилку тоже. И я…

– Я имею в виду – по существу дела. – В голосе Глав Рыбса появилось дребезжание, и деканы, хорошо знавшие, что это значит, напряглись.

– Исходя из теоретических предпосылок концепции Цфайзештейна… – начал мэтр Сизопуст.

Он говорил еще минут пять, и мудреные слова дрейфовали по комнате, оседали на стол и на пол, заставляли колыхаться портьеры на окнах. Но в уши слушателей они не проникали, поскольку знали, что не встретят там ни понимания, ни просто теплого приема.

– Хм, и что все это значит? – спросил Винтус Болт, когда блестящая, умная, красивая и бессмысленная речь закончилась.

– Это значит, что наш коллега ничего не знает, – язвительно заявил мэтр Тугодум. – Но изо всех сил это скрывает.

– А ты?

– Я тоже не знаю, но хотя бы не стесняюсь этого!

Беседа грозила скатиться в обычную межфакультетскую склоку, и Глав Рыбс спешно вмешался.

– А ну, заткнулись, оба, – велел он. – Мэтр Шизомудр? Умно-Заливайский? Вам есть что сказать?

– С такой магией мы не сталкивались никогда, – заметил толстый декан, – и поэтому не знаем, как с ней бороться. Можно попытаться отследить параметры заклинания, но это займет месяц-другой…

Дубус Хром-Блестецкий побледнел и прошептал:

– За это время все золото в Ква-Ква станет рыжей трухой. А что случится с городом, сложно представить.

– Или можно обратиться к тому, кто знает, – предложил мэтр Умно-Заливайский.

– К кому? К богам? Или к демонам? – Ректор поморщился.

От общения и с теми, и с другими у него остались крайне неприятные воспоминания.

– Есть еще Дурьфийский оракул, – сказал мэтр Сизопуст. – Он вроде бы как раз на всякой магии специализируется.

– Но где он, а где мы? – Винтус Болт вздохнул так, что разжалобил бы и стаю пираний.

Деканы оживились.

– Это как раз не проблема, – бодро заявил Глав Рыбс. – Заклинание переноса соорудить – раз плюнуть. Отправим одного человека, а лучше десятка полтора. Пусть мэр решит, кого именно, и присылает их в университет к полудню. А мы пока начертим круг, приготовим жертвы и все такое.

– О, спасибо! – завопили в один голос Винтус Болт и Дубус Хром-Блестецкий.

– И заберите с собой этого эльфа.

Прозвучали шаги, проскрипели петли, стукнула закрывшаяся дверь, и только после этого мэтр Тугодум очень тихо спросил:

– Ваша милость, а зачем посылать туда полтора десятка человек? Для того чтобы задать вопрос, хватит и одного.

– Ты что? – Ректор посмотрел на декана так, словно тот выказал желание порыбачить в сортире. – Ни разу не читал описания этих самых дальних путешествий? Пустыни, моря, затерянные города в джунглях! Там же кто-то обязательно гибнет, процентов пятьдесят-шестьдесят. Так что лишние все равно отсеются.

– А где мы их возьмем, лишних? – пропыхтел мэтр Шизомудр.

Глав Рыбс улыбнулся широко, точно акула перед ужином:

– Кое-кого пришлет мэр. А еще – у нас полно студентов. Наверняка среди них найдутся идиоты, которые вызовутся добровольцами.

Дверь камеры открылась с душераздирающим скрипом.

– Ну что, заходи, – проговорил сержант Гриббл, огромный, точно тролль, но состоявший не из камня, а из жира.

В данный момент вся туша сержанта, а особенно та ее часть, где располагалось лицо, выражала смущение и недоумение. Нечасто Торопливым приходится сажать друг друга под замок.

– Сейчас. – Лахов повернулся к друзьям. – Ну, вы это, не поминайте меня лихом. Я правда не знаю, откуда эти штуки взялись.

Ргов зарыдал, в седьмой раз за сегодняшнее утро. Калис заскрипел зубами так, что Гриббл бросил встревоженный взгляд на стену – не сыплется ли кладка? Форн Фекалин не изменился в лице.

– Мы знаем, что ты невиновен, – сказал Ргов. – А вообще, вообще… мы готовы пойти с тобой в неволю…

Чтобы озарить крошечный и темный мозг Васиса, много света не требовалось. Но мысль, в этот момент проникшая в его череп, была на самом деле яркой, слишком яркой для простого стражника.

– В эту камеру? Зачем? – спросил Калис.

– Чтобы показать… ну… солидарность… – мозг Ргова работал, точно поршень в двигателе гоночного автомобиля, – против… незаконного произвола…

– Ага, – это Калис мог понять.

Он всегда считал, что произвол должен быть только законным.

– Так ты идешь или нет? – спросил сержант Гриббл, начавший терять терпение и уставший от разговоров.

– Мы идем! – гордо заявил Ргов, хватая за руку Калиса и пытаясь столкнуть его с места.

С таким же успехом он мог двигать холм.

Лахов перешагнул порог, и тут сержанты, привыкшие следовать за начальством, сдвинулись с места. Закрылась дверь, проскрежетал замок, неспешно пополз толстый засов.

– А ты чего, остаешься? – спросил Гриббл у Форна Фекалина.

– А у меня еще здесь дела, – ответил тот. – А у меня дома детей мал мала. Да и просто хотелось пожить. А?

– Ну-ну, – засопел сержант, и они двинулись прочь от камеры.

А Лахов, Ргов и Калис изучали ее внутренности.

Они были довольно грязными, вонючими, тесными и обильно населенными. Тут имелось с полдюжины двухэтажных коек, покрытый слоем как бы грязи пол, забранное решеткой оконце под потолком, в которое с трудом пролез бы кулак ребенка. В качестве аборигенов присутствовал десяток бандитского вида типов.

Срез преступного мира Ква-Ква.

Только сделан он был у самого дна криминального мира, ведь настоящие, крупные уголовники в тюрьму никогда не попадают.

Сидят себе в просторных, хорошо освещенных кабинетах, попивают мартини на далеких островах, наслаждаясь заслуженным отдыхом, или машут проходящим войскам с трибуны.