Последняя фраза прозвучала как обвинение. Сейчас шеф вытащит из-под пиджака свой знаменитый «Смит-Вессон 500», предназначенный для отстрела мамонтов и всякой мелочи вроде синих китов, и приведет приговор в исполнение. Заур отчетливо представил, как будет смотреться его труп в большом черном термомешке, и мысленно попросил Господа не забирать пока что слугу своего верного к себе.

– Палач, я требую отчета о случившемся.

Не «прошу», не «расскажи, пожалуйста, дорогой сотрудник», а «требую». Понятно, почему Заур установил на звонки шефа столь специфический рингтон?

Смиренно сложив руки на груди, он принялся излагать, не заостряя внимание начальства на таких щекотливых подробностях, как приставленная к горлу заточка и методичное избиение грешника Краевого коллегами. Закончил Заур тем, как мальчишка – шеф, это было поразительно! – утащил Края в лес.

Гладкое, точно попка младенца, лицо Пападакиса побагровело.

– Ты что, совсем с катушек съехал? Да что ты себе позволяешь?! – взорвался начальник, и от его ора задрожал телевизор на стене.

– Шеф, я понимаю, как это звучит. Но мальчик был, богом клянусь! И это он…

Дверь открылась. В палату, глядя мимо Заура, просочился Мигель, прихвативший с собой коричневую кожаную папку. Надо же, уцелел! Как известно, то самое не тонет и в огне не горит. Не дожидаясь команды шефа, – наверняка все отрепетировано заранее – мексиканец вытянулся по стойке «смирно» и принялся визгливо излагать свою версию случившегося. Особенно коллега акцентировал на слаженной работе группы захвата под его чутким руководством, нападении банды сообщников Краевого на автозак, любезно предоставленный давним другом Управы работорговцем Ильясом, и героической гибели палачей в ходе сражения. В общем, он, как мог, переврал случившееся. А в конце еще и дал показания против Заура, рассказав, что тот при всех цинично ограбил Краевого, отобрав у него личный мобильный телефон, – хоть это не противоречит Закону, но все же не приветствуется, верно, пан Пападакис? – а потом палач Заур помог Краю сбежать.

– Как именно помог? – шеф прервал затянувшийся монолог мексиканца.

– Вместе они отворили дверь фургона. Там два ключа, одному никак. А потом…

– Тебе, Мигель, с наркотой надо завязывать. От нее галлюцинации бывают, – не удержался Заур. – Да это же полная чушь! Какое еще сражение, шеф? Разве на телах есть огнестрельные раны? Хоть одну гильзу нашли?

– Мальчишек-силачей, способных унести на себе мужчину, я не видел, – перебив Заура, Мигель закончил свой доклад. Черные глаза-бусинки его яростно сверкали, он то и дело облизывал губы.

– Чушь, значит? Глюк? – Не глядя на Мигеля, шеф протянул руку, в которую мексиканец тотчас вложил ворох бумаг из папки. Всей этой кипой Пападакис затряс перед лицом Заура. – Это распечатка операций с твоего банковского счета, из которой следует, что огромную сумму ты перевел в оплату за услуги больницы. Откуда у тебя, палач, такие деньги? Зачем ты летал в Вавилон? Деньги на твой счет попали после визита в этот рассадник преступности.

Заур молчал. Обвинения были столь чудовищны и неожиданны, что он просто не мог выдавить из себя ни слова.

– Ты, палач, должен найти всему этому внятное объяснение, иначе любой в нашей Управе – слышишь, любой! – почтет за честь узаконить тебя, чертовую крысу. Сдай Знак и планшет! Ты отстранен от службы.

Щит с колодой и мужчиной с топором. Пальцы мазнули по надписи «Закон суворий, але це закон». В груди у Заура стало тесно, а потом оттуда разом откачали весь воздух, а гортань залили силиконом, чтобы палач не мог вздохнуть. Вот так, не дыша, он вытащил из кармана Знак и клацнул им о полированную поверхность тумбочки – рядом с планшетом и запчастями телефона Края, там уже лежащими. При обыске вытащили. Понятно, что «микробиков» ни в карманах плаща, ни на тумбочке уже не было.

Радужки под линзами очков предательски заволокло влагой. Оставалось только надеяться, что Пападакис с Мигелем не заметили их блеска, потому что Заур ничего не мог с этим поделать. Кончики пальцев на миг задержались на рифленой поверхности Знака, а потом палач – бывший палач! – отдернул руку, будто обжегшись.

Мерзенько захихикал мексиканец. Происходящее определенно его забавляло.

Молча сцапав с тумбочки служебный девайс и Знак, Пападакис шагнул к выходу из палаты. Услужливо распахнув перед начальством дверь и согнувшись в полупоклоне, Мигель подмигнул Зауру – мол, счастливо оставаться, неудачник.

Оставшись один, Заур вцепился в одеяло и, скомкав, прижал к груди.

Его жизнь закончена. Палач – для него не профессия, а призвание, как бы пафосно это ни звучало. Иначе Заур себя просто не представлял, иначе ему вообще не стоит быть. Он крепко-крепко зажмурился, не желая смотреть на мир, отвергший его.

– А вот хрен вам всем! – Он открыл глаза. – Разжаловать меня может только Бог!

Взгляд его упал на то, что еще недавно было телефоном Края. Бывший палач протянул руку к этому набору «Сделай сам».

Ладонь его была липкой от пота.

Оскаленная пасть на ладони бритоголового китайца была набита черным. За клыками краснел язык, глаза горели огнем, разожженным мастером в черепе дракона-татуировки.

Вся эта устрашающая живопись рассчитана на забитых по жизни обитателей квартала. Рисунок ничуть не смутил высокого однорукого мужчину в куртке с низко натянутым на лицо капюшоном. Повинуясь предупреждающему жесту, – ладонь китайца выставлена перед грудью – он замер.

Короткую щетину на голове азиата смачивали бисеринки пота.

Мужчина, казалось, не дышал.

Пока они так стояли, их обогнули десятка два человек – по широкой дуге, выскакивая на проезжую часть, запруженную пикапами, хетчбэками и кабриолетами. На лицах у прохожих застыло предчувствие скорого переполоха. Аборигены готовы были лечь на асфальт при первых же звуках выстрелов. Переругивались клаксоны, смердело бесконечным бензиновым выхлопом и прогорклым маслом из забегаловки, помеченной большой желтой «М» на красном матерчатом фоне.

Китаец что-то выкрикнул по-своему и, не опуская «дракона», второй рукой потянулся за спину, выхватив из-за ремня на кожаных штанах внушительный матово-черный «Кольт М1911».

Кто-то протяжно, с оттягом заверещал.

С крыши здания напротив скользнула вниз хищная птица и впилась когтями в плечо высокого мужчины в куртке. Это словно послужило сигналом к атаке – он тут же сорвался с места, за долю секунды преодолев десяток шагов. Китаец, преградивший однорукому вход в обычный, ничем не примечательный ресторанчик, выстрелить не успел. Уткнувшись грудью в «дракона» так, что кисть китайца изогнулась и хрустнула, мужчина рубанул бритоголового ребром ладони по кадыку.

Выхватив из повисшей руки китайца оружие и не дождавшись, пока тело рухнет на асфальт, мужчина ворвался в ресторан. Тревожно звякнули колокольчики над дверью – на визитера тут же уставились десятки карих глаз. Бамбуковые палочки замерли в воздухе, не донеся лапшу и кусочки копченой утки до разинутых ртов.