была привлекательной, трибун… Её считали даже очень красивой. Никто среди молодых дакиек тогда с ней не мог сравниться, и это… стало причиной всех её бед. – Орест повторно тяжело вздохнул. – Это произошло много-много лет назад… Я ещё был совсем маленьким ребёнком. И ничего не понимал. Она решила после жары искупаться в ручье и на беду свою попалась на глаза проезжавшему мимо Децебалу. Царь тут же возжелал её, потому что она ему понравилась. И он её взял. Принудил силой отдаться ему. А возмутившегося моего отца, между прочим, своего родного брата, не пожалел и убил. Предательски! Зарубил его мечом! Затем Децебал пожелал сделать мою мать не наложницей, а женой, он захотел её принудить к этому, чтобы она ему подчинилась и с ним жила, но она… она не выдержала надругательства над ней и смерти мужа… и покончила с жизнью, ну а я… Я чудом остался жив. Меня воспитал Децебал. Но всю правду о нём и о своих родителях я узнал только недавно. Я хотел его своей рукой убить, однако у меня это не получилось. Тогда я под покровом ночи покинул дворец Децебала в Сармизегетусе. Теперь тебе понятно, трибун, почему я здесь, а не с Децебалом? И почему я стал его непримиримым врагом? И изгоем для остальных даков…

Лузий ничего не сказал в ответ.

Он отбросил огниво и прошёл к своим воинам. Теперь он уже не сомневался в Оресте.

Племянником Децебала двигала месть.

И она сжигала его изнутри.

* * *

Воины когорты хотя бы изредка, но могут себе позволить отдохнуть и ни о чём не думать, а вот их трибун…

– Гиемпсал!

– Трибун, я здесь!

Перед Лузием предстал нумидиец, начальник разведки.

Он был чуть старше Масиниссы. И он очень походил на приёмного сына трибуна. «Кожа у Гиемпсала для нумидийцев необычно светлая. Приодеть его, подобрать ему изящные пеплум или даже длинную столу, отрастить волосы, а они у него и так кудрявые и красиво лежат, нацепить какие-нибудь серьги и- не отличишь от привлекательной женщины. Молодой и смазливой. Этому Гиемпсалу, как и Масиниссе, не на войне бы мечом махать и подвергаться на каждом шагу опасности, а быть виночерпием или на флейте играть в каком-нибудь храмовом оркестре.»

Гиемпсал недавно женился на приёмной дочери Лузия, и у них скоро с Дарой должен был родиться первенец. Дара была на седьмом месяце. Но Лузий сделал Гиемпсала начальником разведки не из-за того, что они теперь стали родственниками. Просто Гиемпсалу очень подходила эта должность. Он был юрким и очень лёгким на подъём. И лучше него с разведывательной деятельностью никто бы не справился, в этом Лузий не сомневался.

– Как твои, уже успели отдохнуть? – спросил Гиемпсала Лузий.

– Можно сказать, что вполне отдохнули, трибун. Жду от тебя распоряжений.

– Тогда обследуйте округу.

– Я понял! Будет сделано!

Гиемпсал резким римским воинским жестом (открытой ладонью, пальцами к верху) отдал честь и удалился исполнять приказ.

Лузий же сел под дерево и погрузился в свои мысли.

* * *

«Трагично, тяжело сложилась судьба у Ореста! Кажется, надломился этот парень. И это чувствуется. Все мысли у него – только о мести. Месть и ненависть стучат в его сердце, и не дают ему ни минуты покоя. Эти чувства подавили всё остальное в нём. А что у него? Ну а он, Квиет? Он то сам?

Разве его не посещало что-то подобное? Разве он не жаждал отмщения? Да, и у него что-то подобное было…

Талия… Талия…

Милая моя Тайюшка…»

* * *

Лузий таскал амфоры и бочки в порту. Работал с остервенением. Он почти перестал спать. Работал он по шестнадцать-восемнадцать часов. Он пытался, как можно быстрее, набрать недостающую сумму, а хозяин лупанара Афиноген, несмотря на то, что пообещал Лузию не принуждать Талию к работе, однако, всё равно вскоре стал заставлять её ублажать гостей. Причём доходило теперь до того, что он принуждал её отрабатывать не с одним клиентом, а иногда и сразу с несколькими, чего раньше обычно не делалось.

Афиноген решил напоследок по максимуму выжить с Талии, пока она ещё находилась в его заведении и принадлежала ему.

Узнав обо всём этом, Лузий потерял голову и согласился стать наёмным убийцей.

* * *

За деньги он вначале прикончил одного старого мужа у загулявшей и бойкой бабёнки, пожелавшей поскорее разбить опостылевшие ей оковы Гименея и при этом сохранить прежний достаток. А следующим заказчиком оказался почтенный член магистратуры Остии. Этого всеми уважаемого гражданина прилюдно и в самой вызывающей форме посмел оскорбить юный любовник его супруги. Он заявил, что у почтенного гражданина слишком маленькое мужское достоинство, которое, к тому же, и перестало работать, и потому супруга этого гражданина от безысходности начала своему муженьку изменять, и будет продолжать это делать и дальше. С превеликим удовольствием и с неиссякаемым рвением!

От услышанного хохотала вся округа. Оскорблённому не давали прохода даже малолетки. И такого оскорбления, уважаемый член магистратуры уже не мог стерпеть. Он встретился с Лузием и посулил ему десять тысяч сестерциев, и как раз этой сумы и не хватало.

Лузий согласился.

Он подкараулил дерзкого и перешедшего все рамки приличия любовника супруги уважаемого гражданина поздним вечером в тёмном переулке и устроил с ним там потасовку.

У любовника против Лузия не было никаких шансов, и он испустил дух с переломанной шеей и с половиной сломанных рёбер в какой-то зловонной клоаке. Его труп даже не нашли. И юного хама посчитали пропавшим.

* * *

Афиноген принял Лузия у себя в кабинете, иногда служившем ему и кубикулом- то есть спальней. Кабинет у Афиногена был просторный и хорошо отделанный. Тщательно отштукатуренные стены расписаны были вакхическими оргиями, мозаичный гладкий пол оформлен был в том же стиле. Занавеси из дорогой ткани. Большущий стол из дуба. Скульптуры соблазнительных нимф. Несколько греческих картин в рамах, и также, как и скульптуры, они были уж слишком фривольные. Впрочем, именно такие и должны были украшать подобное заведение. Ведь они настраивали на определённый лад и вызывали у кое кого откровенную и безудержную похоть.

Лузий кинул на стол три мешочка. Кинул их с подчёркнутым пренебрежением.

– В каждом – золотые ауреусы! Требуемую тобой сумму, Афиноген, я собрал!

– Что, здесь ровно пятнадцать тысяч? – недоверчиво переспросил грек. – Не-еу-ужели пятнадцать?!

– Ровно!

У внезапно разволновавшегося Афиногена задёргалось веко. Он взял все три мешочка, ощупал их, и один развязал и высыпал на стол золотые монеты и все их пересчитал.

Затем хмыкнул:

– Ну, ничего себе, похоже, что нужную сумму ты действительно собрал, Лузий… И как это тебе удалось?!

Афиноген пару ауреусов попробовал даже на зуб и убедился, что они настоящие, не подделка. Затем он вздохнул:

– Ты же знаешь, Лузий, как я к тебе относился?..

– Где Талия? – спросил Лузий.

– Лузий,