шорохом нужных слов

мне распалить нутро,

если готов сберечь,

Истинной имя речь —

Истинной имя — Свет.

Истины большей нет,

чем той, что ты таишь.

Крик твой зовётся тишь.

Свет твой зовётся тьма.

Сводишь меня с ума.

Ты сводишь меня с ума…»

А дальше — немота. Строчки не складывались. Люси поспешила, пообещав Эду соединить его с изначальным пламенем. Завтра Зальтен убьёт его. Вернее, Эд — себя, ради неё, Люси, а она как была косноязычной дурочкой, так ею и останется.

Люси всхлипнула и вытерла накипевшие у век слёзы. Эдвил ласково поцеловал её в пробор.

— Это не стоит твоих слёз. Я не смогу уйти, зная, что ты будешь обо мне горевать. Элли, возьми себя в руки. Это не в твоих интересах. Если решилась казнить меня — верши свой суд твёрдой рукой.

Она зажмурилась до цветных мушек, чтобы не выпустить больше ни одной слезы, и обняла его крепче, хотя он вместе с ходом времени неумолимо убегал у неё из рук.

Конец пути встретил их первым снегом. Ангельские перья сыпались с бледно-серых небес, закрывая прошлое, но тая и грядущее. Как будто границы мира стирались и сглаживались, а огонь переживаний задыхался под нежным холодом принятого решения. Эдвил вёл вперёд. Ровно и горделиво, ничем не отличимый от себя привычного. Сумка с реквизитом покачивалась на его остром плече, а в платиновых волосах красиво путались снежинки. Люси старалась запомнить величавый разворот его спины, ведь им оставалось быть вместе — всего ничего.

— Элли. Если не то, незаконченное, то какое стихотворение ты прочтёшь им?

Она лишь задрожала всхлипом.

— Тебе стоит определиться. Хочешь ты быть бардом или нет, но сцена требует собранности. Ты ведь не ударишь в грязь лицом?

Люси побила башмаком схваченную морозцем колею.

— Она замёрзла.

— Вот. Больно будет падать. Мы-то ещё — нет? — Эд осветил её измученное сердце улыбкой и задорно подмигнул. Люси захотелось усесться в снег и никуда не идти.

Но она, конечно же, побрела за ним дальше.

Герендейл оказался городом лесорубов. Тут и там обросшие буйной шерстью боннаконы — видать, особой породы — тянули возы с брёвнами. Кругом стучали топоры. Люси брела, опустив глаза под ноги, но всё равно один раз приметила за возом леса угол помятой шляпы Зальтена.

Охотники следовали за ними по пятам.

На главной площади города высился обелиск. Давным-давно Королевство Солнц воевало с Королевством Затмений, а после сотворения мира обе стороны увековечили эту эпоху в памятнике. На одной грани были написаны имена полководцев Солнечной страны, на другой — Затменной, а на третьей — наставления потомкам о мире и дипломатии. Но Люси видела опять — столб для кострища.

Есть ли этому конец?

Люди всегда будут жечь людей и книги на кострах за убеждения, так какая разница…

— Элли. Взбодрись. Открой блокнот и поищи для себя подходящее слово.

Поискать подходящую для его казни проповедь.

Люси вяло выудила книжку и раскрыла на незаконченном стихе, пока Эд готовил мистерию. Горожане увидели пестрое трико артиста и начали задерживаться. По всему судя, развлечения были редки в этом месте. Люси видела, как собирается народ, и как среди многих голов и шляп мелькает знакомая треуголка. Эд бросил на любимую полный поддержки и прощения взгляд. Щёлкнул пальцами, взывая к пламени, и оно немедля украсило его ладонь. Люди в толпе зароптали. Шляпа Зальтена переплыла в первые ряды.

Люси нельзя было сплоховать. И она в решимости открыла рот.

— Я верна тебе единой истиной, ты светом небесным пролит над моими днями, я обещала тебя, моё пламя, вызволить, пусть хоть меня за это забьют камнями! — Её призыв нарастил силу, пока Эдвил повернулся к людям и без утайки явил огненные перья, растущие прямиком из тщедушного тела.

— Это же Поджигатель! — догадался голос в толпе. — С ним всегда является девчонка!

Публика задвигалась, но ответом на суматоху плотная заграда из огня окольцевала площадь, став выше иных зданий.

— Умри, кровопийца! — Это был Зальтен, прыгнувший на Феникса с путами из золотых цепей. Эд расхохотался огнем в лицо охотникам, бежавшим со всех углов площади в атаку, и дал себя повалить. Но Люси не прервала чтение.

— Чувства горячие таить грудь не смеет,

равно как пламя не удержать в очаге,

ты моя самая отчаянная идея,

я твой самый преданный адепт!

Пламя сжирает города и души,

пламя творит свой извечный, неумолимый суд —

если бы люди лучше умели слушать,

они бы услышали, что всех спасут!

Заметавшаяся публика будто бы растерялась от её пламенной речи. Люди вновь обратили полубезумные взгляды на сцену, где их палача уже самого обматывали цепями, приковывая к обелиску. У ног Эдвила вспыхнул костёр, зажжённый — Люси не сомневалась — им самим. Горстка специй, выпущенная Зальтеном в Феникса, лишь удесятерила его мощь. Эдвил заходился восторженным смехом, как если бы его осыпали алмазами.

Люси читала оду не одному ему, но и сбитым с толку людям.

— Будьте огнём, зажигайте, а не топите,

светом грейте, не рисуйте на лицах углём,

будете спасены, чтобы верить, любить и видеть,

чтобы довольствоваться каждым прожитым днём!

Ваши сердца состоят из пламени,

ваши уста держат сокровищницы нужных слов,

каждый из вас способен звёзды творить руками,

каждый озвученный образ одушевлён!

Пламя вечное, верное лишь себе и космосу,

не засыпает, движется и в мгновении,

пламени этому принадлежат и кости,

и будущие ненаписанные стихотворения!

— Я люблю тебя, — сорвалось с уст Феникса чуть различимое, и Люси раскрыла сердце, чтобы явить миру и огню свою искренность:

— Я подарена им тебе и слова все мои несказанные,

как и вдохи-выдохи-огоньки всего им ведомого сущего…

— Свободны будут навеки связанные! — С этим кличем тело Феникса распалось на сотни крошечных искорок. Ветер накрыл ими Люси, и та увидела, как светлеет её смуглая кожа.

— Будут благословенны все на миру живущие!

Заклятье пронеслось над людом с порывом снежной метели, и частокол языков пламени сгинул вместе с прахом развеянного Поджигателя. Золотая цепь мерно звякнула о постамент обелиска. Люси отдышалась, еле соображая, что сотворила, и механически стряхнула маленькую мушку пепла с хлебного цвета пряди. Зальтен, измазанный в саже с макушки до