Надо поинтересоваться у Фрэда, нет ли новостей насчет Стэна. Когда мы садимся в Женеве, я говорю себе, что с этим лучше поспешить — пока меня не покинуло порожденное приземлением чувство холодной опустошенности. Но Фрэд сразу куда-то упархивает, а я лишь вяло волокусь за ним, так что расстояние между нами возрастает.

Все мы в легкой одежде, позаимствованной, а то и утянутой в благожелательных магазинах или у таких же дизайнеров, одежде из весенне-летних коллекций, которая уже начинает заполнять парижские магазины. Хоть сейчас и январь, на женщинах хлопчатобумажные вечерние платья или открытые до пупа чистого шелка блузки с одними лишь лифчиками под ними. Пассажиры первого класса, к Осано отношения не имеющие, одеты в шерсть, женщины — в консервативные пары от «Ейгер», мужчины в костюмы Хьюго Босса и Барберри. Рядом с Биби и Луизой они выглядят богатыми, хмурыми тетушками и дядюшками, по ошибке забредшими на гулянку подростков. Однако когда мы проходим паспортный контроль, я, оглянувшись, обнаруживаю, что почти все пассажиры первого класса успели облачиться в меха. Не знаю уж, откуда они взялись, я среди ручной клади никакой верхней одежды вроде бы не видел. Даже Биби с Луизой и те в шубках. На Осано эффектное, пышное голубовато-серое меховое пальто, доходящее до самых щиколоток. В мягком свете, льющемся из окон аэропорта, кажется, будто оно шелестит, переливаясь всеми своими цветами.

Не думаю, что в Женеве намного холодней, чем в Париже. Небо чистое, хотя на земле и лежит кое-где снег. Прежде мне редко случалось видеть людей в шубах, а в Англии так и вовсе ни разу. Однако, засовывая в карман мой поддельный паспорт и двигаясь дальше, я замечаю и людей, одетых не в мех, а в дутые лыжные куртки. Я, может, и противник меховой одежды, но шубы все же определенно красивее нейлона. Биби с Луизой, шагающие к поманившему их Фрэду, выглядят потрясающе — ни дать ни взять два поднявшихся на дыбы зверя. Даже глаза их походят на глаза животных: распахнутые, так и сохраняющие испуганное выражение с той минуты, как она проснулась в самолете, у Биби; широко расставленные, тусклые, точно у психопатических львов в Лондонском зоопарке, — у моей сестры. С тех пор как мы покинули отель, я с Луизой почти не разговаривал, даром что здесь я только для того, чтобы присматривать за нею.

Фрэд уже получил наш багаж и уложил его на четыре тележки. Однако нас он посылает вперед, к таможенникам, а сам остается с багажом позади.

Заметив, что я в нерешительности топчусь на месте, он спрашивает, в чем дело. Я качаю головой и пожимаю плечами. Фрэд почти уж отправляет меня следом за остальными, однако передумывает.

— Слушай. Побудь здесь немного со всем этим.

Он хлопает ладонью по ближайшей тележке. Я говорю:

— Ладно.

Решаю, что он пошел за носильщиками. Фрэд отходит к широкой сетчатой двери, отделяющей прохладный устланный плиткой зал аэропорта от служебной территории — архитектурный барьер между разными плоскостями реальности. Из этого серого бетонного пространства с грохотом выползает автокар на электрическом ходу, колеса его, въехав на плиточный пол зала, почти смолкают. Автокар волочет за собой еще три багажные тележки. Фрэд сигналит водителю, манит за собою рукой и возвращается назад, ко мне.

— Спасибо, Джейми. Дальше я сам.

Я гляжу на собранный им багаж — первые четыре тележки, теперь еще эти.

— Тебе не помочь?

Он качает головой и указывает на знак над багажным коридором.

— Только лишняя волокита получится.

Появляются носильщики. Я снова спрашиваю, точно ли не нужна моя помощь.

— Ты представляешь, какой дрянью напичканы чемоданы девушек? — он улыбается. — Иди к пассажирскому выходу. Увидимся снаружи.

Я киваю и наконец отхожу, стараясь двигаться так, чтобы походка моя соответствовала новому костюму. Хорошая одежда встряхивает человека, как звонок будильника, — в ней волей-неволей ведешь себя по-другому. Сворачивая в проход для пассажиров, я уже передвигаюсь размашистым шагом. Таможенники, если они вообще смотрят в мою сторону, не делают ни единой попытки меня остановить. Интересно, какой такой властью обладает Фрэд: он ведь и вправду может приказать таможенникам не осматривать его багаж.

Осано и прочие ждут снаружи, вид у них такой, словно без руководителя они не способны организовать даже посещение уборной. Фрэд появляется минут через десять и указывает на вереницу стоящих рядом с нами автомобилей. Это, как выясняется, наши.

Пока носильщики перегружают багаж в машины, он отводит меня в сторонку.

— Мне придется на несколько часов задержаться в Женеве. Присмотри, чтобы все вели себя прилично, хорошо? Увидимся на вилле Осано.

Дождавшись, пока Луиза выберет автомобиль, я нарочно усаживаюсь в другой и Биби забираю с собой. Это «рейндж-ровер», с некоторым запозданием пристроившийся в конец вереницы машин. Выясняется, что принадлежит он Осано, за рулем сидит квадратноголовый итальянец. За пределами аэропорта снег становится заметнее. По краям дороги наметены высокие сугробы, да и горы над нами тоже все белые. Но небо по-прежнему остается чистым. Дорога к итальянской границе, не так чтобы безумно красива, но дух захватывает. Шоссе идет вверх, потом обращается в эстакаду, на гигантских опорах тянущуюся вдоль горного склона над промышленным пейзажем.

Я сижу впереди, рядом с водителем. Он смотрит прямо перед собой, за ним мне видна долина, верхушки заводских труб. Заводы, надо думать, химические, на оцинкованной стали труб красуются красные полосы. Швейцария славится своими химикатами, какой пузырек с лекарством ни возьми, на этикетке непременно обнаружится название швейцарской фирмы. Я представляю себе страну фармацевтов и банкиров. Откинувшись на сиденье, поглядываю в зеркальце заднего обзора, пытаясь понять, интересен ли этот вид Биби или Осано. Последний развалился на сиденье так, словно все оно принадлежит ему. Наверное, и принадлежит. Осано, посапывая, потирает лицо, и я понимаю, что он в стельку пьян.

Он кричит, обращаясь ко мне:

— Как тебе твой первый парижский показ, малыш?

Не знаю, говорю.

— Мне не с чем сравнивать.

Луиза, приглашая меня в Париж, пообещала, что я смогу сам выбирать показы, включая и демонстрации мужской одежды, идущие параллельно показам от кутюр. На прошлой неделе «Геральд трибюн» очень хорошо отзывалась о мужской одежде, которую демонстрировали итальянцы, но поездка в Италию была мне не по карману. Приезд в Париж стал подарком ко дню рождения — предполагалось, что Луиза будет меня развлекать, а дорогу оплатила мама. Теперь же все там продолжается без меня. Начал я с того, что гонялся за Луизой, а кончил тем, что сбежал с нею в Милан. Я уже пропустил Тома Форда, который привез в Париж свою коллекцию, Ива Сен-Лорана после заслужившего восторженные отзывы шоу, устроенного им неделю назад для Гуччи. Сам же Ив Сен-Лоран аккуратненько натянул ему нос, посетив показ соперничающего дома Диора. Я мог бы увидеть там Сен-Лорана, а приходится довольствоваться чужими рассказами о нем. Теперь я пропустил и Дриса ван Нотена, даром что Луиза обещала мне билеты на него. А был еще и Готье, вернувшийся в Париж после нескольких сезонов в Милане, и Ямамото, и Раф Симонс, и даже Пол Смит. Черпать сведения мне придется из газет, разве что читать их я буду не в Корнуолле, а в Италии. Из пропущенного мне особенно хотелось увидеть коллекции Гальяно. Я слышал, что манекенщицей у него будет Кейт Бланшет. Слухи о том, что показ Живанши закроют для всех, кроме закупщиков, оказались чистой правдой, хотя никто не знает, вызвано это разрывом Маккуина с Живанши или как-то связано с контрами между Сен-Лораном и Томом Фордом.