что Петр Федорович изменился, - сказал граф и поправил подушку, чтобы поудобнее сидеть, только что карету качнуло на очередном ухабе и подушки съехали из-под седалища.

Екатерина, было дело, хотела возразить, порываясь доказать, что такой наследник лучше, что он приятен, даже немного галантен, умеет плести словестные кружева, но одернула себя. Она не должна поддаваться эмоциям и чувствам, тем более к этому… к кому именно так для себя принцесса и не определила. Хотела назвать Петра «уродом», но нет – он вполне симпатичен, особенно после того, как стал заниматься атлетикой и закаляться. Он трус? И это не особо доказуемо. Не было еще случая, чтобы однозначно сказать, что Петр Федорович чего-то боится. При дворе говорили, что он даже перестал закрывать глаза при выстреле из фузеи или штуцера и не дергается при выстреле, что исполняют другие, стоящие рядом с наследником. Более того, Брюммер, рассказывал одной служанке, которой он… уделил толику своего внимания, что наследник фехтует отлично и стрелять стал даже лучше прежнего. А ведь и ранее его считали неплохим стрелком, пусть и прячущим глаза после выстрела.

Но больше всего Екатерину удивило поведение, как и красивые слова в ее адрес, если верить пересказу графине Румянцевой. Матрена Павловна Балк-Палевая являлась претенденткой в фрейлины Екатерины после свадьбы ее с наследником престола российского. Вот и проверила коварная невеста, с допущения самой Марии Андреевны Румянцевой, решительность будущей фрейлины. Балк проиграла в карты, играть в которые просто не умела, а в исполнении платы за проигрыш, должна была попытаться привлечь к себе внимание Петра Федоровича, пофлиртовать с наследником. Балк оказалась боязливой и не решалась без дозволения статс-дамы Марии Андреевны Румянцевой. На удивление, та согласилась, но при условии, что будет находиться рядом, оберегая от бесчестия девицу или какого-нибудь апломба.

«Неужели он и вправду влюбился в меня?» - думала Екатерина, не ощущая, как колени графа Чернышова исподволь дотрагиваются до ее коленок. Пусть и через плотную шерстяную юбку ощущений ярких не предвидится, но граф в некотором роде пошел в атаку.

* **

Карета государыни по дороге

в Москву в районе села Хотилово

14 апреля 1745 года

Проезжая село, где в некотором роде решалась судьба Отечества, императрица попробовала переосмыслить случившееся чуть больше четырех месяцев назад. Если бы хворь тогда победила,, и Петр отдал Богу душу, то очень сложно пришлось. Могли начаться брожения в высшем обществе, линия Петра Великого прекратилась, и стали бы буйные умы водить хороводы вокруг брауншвейского семейства. Но, нет, Господь любит Россию и не допустил в ней новой Смуты.

- Что скажете, судари мои, каков мой племянник? А? Кровь Петра Великого берет свое? – спросила императрица у своих попутчиков по карете, как только поезд тронулся от Хотилово, где императрица остановилась на ночь.

Елизавете было дурно, пучило и сильно тянуло внизу живота. Может из-за съеденного большого количества квашеной капусты, или по другим причинам. Медикусы даже пустили Елизавете кровь. Сейчас же императрица была в приподнятом настроении, особенно после доклада статс-дамы Румянцевой о конфузе с девицей Бальк. Да, Елизавета Петровна не забыла отчитать свою подругу, что анхальтцербская чета делает все больше долгов. Уже не только дура Иоганна обошла всех кредиторов в Петербурге, но и Екатерина должна больше семнадцати тысяч рублей, тем более, что не так давно невесте наследника были дарованы пятнадцать тысяч. Однако, после отповеди, государыня похвалила Румянцеву, благодаря действиям которой появилось больше понимания, каким стал Петр Федорович.

В карете ехали четыре наиболее приближенных к монаршей персоне человека: Иван Шувалов, Алексей Разумовский, Алексей Бестужев-Рюмин и верная Марфушка в девичестве Шепелева, сейчас деятельная жена брата Ивана Ивановича Шувалова – Петра Шувалова – главного олигарха России.

Ушаков входил в некоторую немилость и все больше отдалялся от Елизаветы, да и стал чаще болеть всесильный Глава Тайной Канцелярии. Императрица была не довольна, что интриги с Иоганной Елизаветой, Лестоком и французским посланником Шатарди раскрылись не главой Тайной Канцелярии, а вице-канцлером Бестужевым. Лесток по тем же причинам отлучен от благосклонности государыни. Лесток был тем, кто шел впереди гвардии во время переворота, лично открывал двери дворца Анны Леопольдовны и ее сына-младенца Ивана, строил козни против и Елизаветы в том числе. Но и карать Лестока Елизавета пока не решалась.

- Матушка, так и есть, видимо то и божий промысел, и вразумление недоросля. Пошла на пользу наука Якоба Штеллина. Судачат уже, что и говорит Петр Федорович, как заправский руссак, - сказал Алексей Разумовский, который на людях всегда держал дистанцию со своей тайной женой.

- Ваня, а ты что думаешь? – нежным, бархатистым голосом спросила Елизавета у Шувалова, от чего Разумовского передернуло – он уже понимал, что Иван Иванович становится для него конкурентом в фаворе.

- Не ведаю, матушка, токмо и другое верно – молниеотвод тот, о чем я сказывал тебе, работает. Поспрошал я у людей ученых, так они и не ведали, что молния в землю уходит и не приносит вреда. Чудно, - ответил Шувалов.

Иван Иванович умалчивал о проекте ресторана и казино, предложенного Великим князем. И не потому, что и не знал таких слов, а вследствие более раннего разговора с Елизаветой. Шувалов, зная о достаточно пристальном внимании императрицы к карточным играм, решил испросить дозволения начать такой проект, но говорить в присутствии иных сановников об этом посчитал неуместным. Да и нужно словить, особый момент.

Ушлые приказчики рассчитали, что дело может быть весьма прибыльным, в особенности, если сам наследник будет посещать время от времени такое заведение, да Шувалов, может прийти, можно возбудить и желание Елизаветы посмотреть на этот «рестораций».

- Вот и я говорю, что чудно. Тайная Канцелярия вторит мне, - Елизавета намерено не назвала имя пока еще главы спецслужбы – Ушакова. – Вина не пьет, молитвы истово и чисто говорит, много читает и выписывает книги по истории, русскому наречию, житии святых. Изнуряет себя упражнениями, что даже я говорила с медикусами, но те сказали, что сие токмо на пользу наследнику, что он после болезни последней, ни одной хвори не подхватил. А ране часто болел. В Катьку, енту шельму, влюбился. То и хорошо. Но что делать с наследником, не