— Каспер Грёза!

— Да, потрясающий художник. Тебе нравятся его книги, Фиалка?

— Очень нравятся! Больше всего на свете! — Я запнулась. Жасмин и её папа смотрели на меня во все глаза. — То есть… Раньше нравились, когда я была совсем маленькая.

Джонатан сказал:

— Однажды я чуть не сыграл его в спектакле.

Теперь уж я раскрыла глаза.

— Значит, Каспер Грёза похож на вас, Джонатан? — спросила я осипшим голосом.

— Этого никто не знает. Он большой нелюдим. Никуда не выходит, сидит, как прикованный, за письменным столом, иллюстрирует свои сказочные рукописи, словно какой-нибудь средневековый монах, — сказал Джонатан, изобразив в соответствующей пантомиме то, о чем говорил.

— А ты с ним встречался?

— С ним никто никогда не встречался. Одна телевизионная компания хотела сделать часовую программу о его жизни и творчестве и обратилась к его издателям. Те ухватились за эту идею, но он даже слышать не захотел. Он никогда не даёт интервью. Тогда они решили слегка видоизменить первоначальный замысел, дать высказывания критиков вперемешку с постановочными сценками…

— И чтобы ты играл средневекового монаха? — улыбнулась Жасмин.

— Да-да, а что тут смешного? Собирались также включить в передачу мультипликационные отрывки, может быть, ещё добавить выступление девушек в костюмах фей. Все с большим вкусом — это должна была быть серьёзная передача об искусстве.

— Все равно, я думаю, вряд ли ему понравилась идея с мультиками и маскарадными костюмами, — сказала я.

— Все верно, об этом он тоже и слышать не хотел. Я пытался узнать, где он живёт. Надеялся, сумею уговорить его при личной встрече. Я очень люблю его книги, у меня вся коллекция. Конечно, кроме самой первой — этой-то ни у кого нет. Короче, никто не знает, где он живёт. Даже издатели ничего толком не могли сказать. Похоже, он так же неуловим, как и его феи. И никогда ни с кем не общается ни по телефону, ни по электронной почте.

А мне он прислал письмо, подумала я. Меня втайне пробрала дрожь от удовольствия. А на конверте написан обратный адрес. Я знаю, где он жил когда-то. Если постараться как следует, я могла бы его разыскать. Я так просила папу свозить меня туда, но он сказал, что это безумная затея и что у него найдётся сотня более важных и нужных дел, чем гоняться за каким-то там художником аж через три графства.

Я сказала:

— У меня есть «Дымчатая фея».

— Так её все-таки переиздали? — встрепенулся Джонатан. — О, непременно нужно будет купить!

— Нет, у меня ещё тогдашняя.

— Первое издание? Но ведь тираж был совсем крошечный, да и тот изъяли из-за скандала с сигаретами. Откуда он у тебя? Ты уверена, что это действительно первое издание?

— Мне эту книжку подарили, когда мне было семь лет.

— Надеюсь, ты её не разрисовала всякими каракулями!

— Нет, конечно! — Мне даже стало обидно. — Я никогда не рисую в книгах.

— А Жасмин столько их перепортила… Ну, ты просто счастливица! Надо бы как-нибудь заглянуть к тебе, посмотреть на неё.

— Поедем к тебе сейчас, Фиалочка, — воскликнула Жасмин. — Ты покажешь папе свою старую книжку, а мне — всех своих фей.

Джонатан взглянул на часы.

— Не могу, солнышко. В три часа у меня дневное представление.

— У, твои нудные дневные представления! Ну и ладно, мы-то все равно можем пойти к тебе, Фиалка, — сказала Жасмин.

Я представила, как папа валяется на диване, сбросив тапочки, так что по всей комнате пахнет его носками. Уилл однажды зажал нос, проходя мимо, а папа пришёл в ярость и полчаса ругал его за грубость и невоспитанность. Мама начнёт дико стесняться и чуть ли не приседать в реверансах… А за спиной будет говорить о Жасмин гадости. А Уилл? Уилл терпеть не может моих подруг. Как он тогда вёл себя с Марни и Терри! И вообще, он и без того разозлился, что я предпочла ему Жасмин и не пошла с ним гулять. Наверняка уже готовит план мести. Ещё вздумает отыграться на Жасмин. Нет, нельзя рисковать.

— По субботам у нас настоящий дурдом. Мама затевает генеральную уборку и все переворачивает вверх дном. — И это так. Мама каждый божий день устраивает генеральную уборку. Она очень серьёзно к этому относится. — Лучше туда не соваться, не то запрягут помогать.

— Ладно, ты меня отговорила, — сказала Жасмин. — Но как-нибудь в другой раз мы к тебе сходим, и поскорее, ну пожалуйста, Фиалка!

— Да, конечно, — сказала я, а про себя подумала: «Сколько ещё я смогу увиливать?»

— Фиалке больше хочется посмотреть моё выступление в дневном спектакле, — сказал Джонатан, по-актерски вскинув вверх руки.

— О да, как же! — воскликнула Жасмин.

— Я бы с удовольствием… — вежливо ответила я.

— Так пойдёмте со мной в театр, мои дорогие. Устрою вас на лучшие места.

— Она просто очень тактичная, папа, — сказала Жасмин.

— Нет, мне правда хочется пойти, — уверила я его. — Я очень люблю театр.

— Я так и знал! — обрадовался Джонатан.

Остаётся надеяться, он никогда не узнает, что я была в театре всего-то раз — на рождественской пантомиме. Это был кошмарный культпоход для полицейских с семьями. Там один актёр играл Вдовушку Твонки[8], он ужасно кривлялся и делал вид, что все время падает в обморок при виде такого большого количества полицейских в зрительном зале. Папа начал нервничать и кричать на этого актёра. Нам с мамой и с Уиллом просто хотелось спрятаться под сиденьями.

Было очень странно подойти к театру и увидеть над входом имя Джонатана крупными буквами и его увеличенную черно-белую фотографию, которая улыбалась нам со стены. Я двинулась было к парадному входу, но Джонатан повёл нас через боковой, служебный вход. Внутри оказалось довольно грязновато, совсем не так роскошно, как я ожидала. Любоваться было особенно не на что — только бесконечные светло-зеленые коридоры и лестницы, покрытые ковровой дорожкой.

Зато гримерка Джонатана оправдала все ожидания. У него было стильное зеркало с лампочками по краю, за раму которого была засунута фотография Жасмин. Множество шикарных девиц улыбались с фотографий в рамочках-сердечках, с коробок шоколадных конфет, и корзин с фруктами, и со шкатулки с театральным гримом.

Жасмин взяла себе сливу и стала экспериментировать с фиолетовыми тенями для глаз. Потом принялась за меня: подвела мне глаза чёрным карандашом и покрасила губы в ярко-алый цвет.

— На кого я похожа! — слабо протестовала я, но на самом деле мне это даже нравилось. Я совсем не была похожа сама на себя, невзрачную, расплывчатую. Во мне появилась какая-то определённость, как будто Жасмин всю меня обвела чётким контуром.