— Что там случилось-то?

— Да есть тут один… Я, браток, тут всю контрабанду держу… А её через нас идет дохуя. Многие компанейские недовольны. Вот и решил один петушок на меня через дочку надавить, чтобы я кран прикрыл. Бигертом зовут. Слыхал?

— Нет. Не припоминаю.

— Ну то понятно — ты то такими делами не промышляешь, поди? Да и зачем тебе с такой посудиной? Где нарыл, если не секрет?

— Купил. Исследовательский грант.

— Наукой, значит занимаешься? Ну мы народ попроще…

— Пошли в кают-кампанию, — Капитан приглашающе махнул рукой, — Стол накроем, посидим как положено. Расскажешь, что тут у вас да как, я расскажу, как мы Ксюху твою нашли.

— Не вопрос, братан — нас едой не испугаешь… — Кабанов махнул своим людям идти к машинам, — Этих кормить — только еду переводить.

— А че они у тебя с петлями на шее?

— Чтобы не расслаблялись! Помнили, кто их шеи из петли вытащил!

— Побег организовал?

— Выкупил. Тут ветрухаи продаются все на раз — лавэ решает. Оно вообще везде решает. А с деньгами у меня всегда полный порядок был. Вот арбуз знаешь?

— Знаю.

— Я на них такое бабло поднимал — караул! Казалось бы — вот что ты с того арбуза скроишь? Не, было, конечно, лошье которое с гирями химичить пыталось, обес, недовес, но то такое палево!

— Посадят, — согласно кивнул Капитан.

— Только вот я скумекал как дело поставить. Например вот битые арбузы. Бой он всегда есть. Столько продал, столько остатку, а столько — бой. Проверили, записали, бой выкинули. А я его взад. И на следующий день у меня не тридцать кило боя, а сорок. И десять кило — в свой карман.

— И не замечали?

— Нет. Кто там заметит? А как докажет? Да и верили мне — я же с их села, все свои…

— Так и не поймали? — Капитана от последней фразы скривило.

— Напарник сдал… Падла! Я ему схему открыл, хотел научить, барышом поделится, а он вломил меня.

— Вот как? Не такой человек оказался?

— Да… Не раскусил суку вовремя. Вроде нормальным пацаном казался, говорил, что о мотоцикле мечтает. Ну я и решил, что раз деньги нужны, то за откат будет на втором прилавке по моей схеме работать. С двух точек-то навара больше! А он сознательный оказался — день отработал и с повинной пошел.

— И чем все кончилось? — поинтересовался Капитан запихав в рот кусок только что поставленной на стол рыбы, чтобы скрыть злорадство в голосе, — Сколько дали?

— Треху… — Кабанов покосился на Барабашку, которая накрывала на стол, — Хороша! Твоя?

— Старпома.

— Повезло мужику… Сочная баба. Но моя Нюрка была лучше. Не попадись я тогда — не встретились бы, так что, в натуре, нет худа без добра.

— Вы в лагере познакомились?

— Да. Она у нас учетчицей была. Мы, сперва ходили, приглядывались, но, в натуре, натуру не скроешь — поняли, что одного поля ягоды. Эх, знал бы ты, братан, насколько она была хороша! — Кабанов мечтательно вздохнул, — Её бы в шелка, да в золото! А какая умная! Такие схемы придумывала, ты бы знал, братан. В любом другом месте мы бы с ней так развернулись… Да только не в нашей поганой стране… У нас умные да хваткие не в чести…

Взяв рюмку, Кабанов кивнул в сторону графина с алкоголем.

— Налей, братан, выпьем за помин души её грешной…

— А она за что сидела?

— Попытка убийства.

— Мужа пыталась грохнуть, поди?

— Если бы! Проверяющего! Она в магазине работала, красивую схему придумала — комар носа не подточит. Три года все чики-пуки было, пока не явился один… Зацепился за херню и давай копать. И раскопал, гнида. Нюрка говорит, что и денег ему предлагала, и себя — ни в какую. Импотент старый. А Нюрка баба горячая… Он развернулся, чтобы уходить, она его топором и хватила. Потом оттащила до саней и в лесу выкинула — думала сдох. А то возьми и выживи…

— Мда… Повезло ей — могли и «вышку» за такое влепить.

— Должны были, да только она Ксюхой беременная оказалась. Помиловали…

— Погоди. То есть она не твоя?

— Как не моя?! — притянув сидевшую рядом Ксению, Кабанов обнял её, — Моя! Как есть моя! Главная память о Нюрке моей покойной… Когда Ксюху украли, я, в натуре, чуть с ума не сошел! Эх… Давай, что-ли, еще по одной накатим… Ксюха — ты куда глядишь все время?

— Да она на Черри косится, — пояснил Капитан, — Сдружились они. Остальных боялась, а с ней прям сразу сошлась.

— Зря… Я её всегда учил: «Ни с кем не сходись, ни к кому ни прикипай».

— Почему?

— Больно это, братан. Вот я Нюрку любил и что? Её уж сколько лет на земле нет, а я до сих пор, как подумаю о ней, так душу рвет. Зачем ей такое?

— Ну не знаю… — задумчиво пожал плечами Капитан, — И так плохо, но и без этого тоже как-то неправильно… Не знаю…

— Я знаю… Я прям в натуре почувствовал, когда Нюрку стрельнули, — Капитан с удивлением увидел, как в глазах Кабанова блеснули слезы, — За тыщи верст…

— Её расстреляли? За что?

— За ум, братан, за ум… Я когда откинулся, ей еще три года чалится оставалось. Я ждать пообещал. А что так просто ждать? Начал пристраиваться. Она вышла, а у меня уже столовка. А столовка — это в натуре золотое дно.

— За старое взялся?

— Сам знаешь — деньги рисковых любят. Честно много не заработать, а жить хорошо хочется. Но я осторожно кроил. А вот когда Нюрка вышла — вот там мы развернулись… Она умная, но горячая. А я — поосторожнее буду. Она дела делала, а я следил, чтобы её не заносило. А дела у нас, братан, такие были, что мы за год дом в два этажа построили!

— Это на чем, если не секрет?

— На тугуйцах. Они до пьянки слабые. Его чуть подпои, а дальше он сам все принесет — орех, пушнину, дичь. И отдаст задарма, лишь бы ты ему налил. Плесни-ка, кстати, еще. Отменная штука. Где брал?

— Сами гоним…

— Вот и мы сами гнали. Со столовки много чего в отход идет. А у нас в дело шло, — Кабанов посмотрел стакан на свет, вздохнул, — Круглые сутки аппарат работал… Да остальное в дело пристраивали… Эх Нюра — знала бы ты, как мне тебя тут не хватает.

— Тоскуешь?

— Тоскую, братан… Очень тоскую. Ну а ты чего? А то я все о себе, да о себе. Ты