Дверь захлопнулась, и он исчез.

Минуту спустя Хедли вошел в освещенный неоном бар за углом и плюхнулся на табурет.

– Скотч с водой, – заказал Хедли, когда бармен отвлекся от игры в кости и неторопливо подошел. – Льда не надо.

– Само собой, Стью, – ответил бармен и начал смешивать выпивку, нервно косясь на Хедли. – Как малой? Все путем?

– Отлично, – ответил Хедли.

– По ходу, тебя отметелили, – бармен подал выпивку и взял из скрюченных пальцев Хедли двадцатидолларовую банкноту. – У тебя точно все нормально? Из носа кровища хлещет.

– Все нормально.

Бармен пробил чек и медленно вернулся со сдачей. Парочка посетителей с отвращением и любопытством уставились на Хедли.

– Тебе нехило намяли бока, – повторил бармен. – Интересно, какой видок у второго чувака?

Ничего не ответив, Хедли отхлебнул виски. Когда бармен отошел, он вытащил все оставшиеся деньги и принялся раскладывать их аккуратными, ровными стопками, пытаясь собрать микроскопические обломки своего провалившегося плана.

Было темно. Но не так, что хоть глаз выколи. Со всех сторон его окружали шум и движение. Он двигался. Впереди вырисовался огромный силуэт: в Хедли вперились слепящие шары, и он быстро нагнул голову. Силуэт приблизился и резко свернул в сторону. Хедли обдала волна тошнотворного смрада, и начал задыхаться, спотыкаться, извиваться, плеваться.

Замаячила новая тварь, которая злобно уставилась желтыми, немигающими глазищами, громко заревела и загудела, а потом пронеслась мимо. Хедли вновь стал ловить ртом воздух, задыхаясь в облаке вонючего дыма, вылетавшего из огромного зада твари.

Хедли потянула рука. Кто-то его оттащил: Хедли пытался схватить Дейв Гоулд. Снова рука. Голоса. Громко, прямо над ухом. Вверху мерцали огни – желтые круги, равномерно расставленные в темноте. Пары рассеялись, и на месте старых появились новые силуэты.

– Бедолага, – послышался чей-то голос. Мужской, совсем рядом. Хедли попытался разобраться, кто говорил, но не сумел. Он двигался ощупью во мраке: вокруг мелькали и мерцали силуэты. Они увертывались и лавировали, действуя с невероятным проворством и осмысленностью. Он прошел пару шагов, споткнулся и чуть не упал.

– Глянь на него, – женский голос.

– Ты бы так смогла, будь ты мужчиной?

– Нет.

Хедли всмотрелся. Сощурился. Вверху – световые круги на одинаковом расстоянии друг от друга… звезды наконец-то выстроились по порядку. Вокруг – черная, густая тьма. Силуэты чуть светлее двигались, когда он приближался к ним. Они избегали его. Холодный воздух лизал его одежду: Хедли бешено трясся.

– Иди ко мне, – проворчал он, вытянув руки, чтобы поймать силуэт, но тот настороженно отступил. Это напоминало игру: Хедли стоял в круге с завязанными глазами, пытаясь кого-то поймать – кого угодно, чтобы передать ему повязку для глаз, чтобы наконец снять ее с себя. Хедли надоело носить повязку. Внезапно ему стало невтерпеж.

– Иди ко мне! – заорал он: его голос раскатисто прогремел и затих в гулкой темноте. Вокруг вибрировал и плясал неясный металлический грохот. Хедли поразил этот непрерывный гул: он стиснул зубы и напрягся всем телом, но шум продолжался, а силуэты по-прежнему держали дистанцию.

– Взгляни на него. Взгляни на его одежду.

– Ты часто их видишь?

– Изредка. Особенно субботними вечерами.

– Что с ним будет?

– Трудно сказать.

– Думаешь, может, кто-нибудь должен…

– Нет. С ним все будет в порядке.

– Лучше ему отсюда убраться, – новый голос, суровый и зловещий. Хедли остановился и застыл. От страха его знобило, он неуклюже повернулся и заковылял в темноте. Световые круги послушно проезжали мимо над головой.

– Глянь, как он идет.

– Бедняга.

– Может, нам лучше…

– Нет, пусть идет. Сам виноват. Взгляни на его одежду. Взгляни на него. Взгляни.

Голоса постепенно стихли. Хедли бежал наугад, вытянув руки. Вдруг он сильно ударился обо что-то твердое. Раздался громкий лязг, и над ним вспыхнули яркие волны. Хедли сполз на колени и натолкнулся подбородком на что-то твердое и холодное. Зубы раскрошились, в рот хлынула горячая кровь: она стекала тонкой струйкой по подбородку, пока он лежал, тяжело дыша. Хедли слабо пошевелился: все вокруг поплыло.

Его ударил Дейв Гоулд. Он должен встать и дать сдачи. Или это был Фергессон? Его ударил Фергессон. Хедли вновь окружили силуэты. Возможно, они били его все сразу. Взяли его в кольцо, обступили со всех сторон.

– Он упал.

– Наскочил тут на столб.

– Может, нам лучше…

– Нет, с ним все будет в порядке. Оставь его в покое. С ним все будет нормально. Он сам виноват.

Хедли застонал. Ему удалось сесть, он еле-еле встряхнул головой и убрал с глаз волосы. Руки болели, все тело ныло. Во рту вкус крови. Хедли выплюнул осколки зубов и кровавую слюну. Темнота начала медленно проясняться: кружащиеся огоньки остановились. Его руки были порезаны и исцарапаны: в кожу впивался мерзкий черный гравий. Когда это произошло? Только что или давным-давно… одно из двух. Одежда порвана и замусолена.

Вздрогнув, Хедли глубоко вздохнул и сосредоточился. Темная пелена колыхнулась, отступила, а затем вдруг рассеялась. Он находился на автовокзале, откуда отходили автобусы дальнего следования. Была глухая ночь. Он сидел снаружи, на погрузочной площадке. Несколько молчаливых пустых автобусов стояли в своих боксах. С другой стороны еще несколько загружались. Кое-где – группки мужчин и женщин. Площадка была голая. Почти пустынная. Его овевал зябкий ночной ветер. Вверху ярко светили холодные желтые лампы, вмонтированные в железобетонные балки.

Стоявшая неподалеку горстка пассажиров с вялым интересом наблюдала за Хедли. Старик со свернутой газетой, в выцветшем синем деловом костюме. Плотный элегантный мужчина в жилете и шелковом галстуке. Девушка в тяжелом пальто. Парочка матросов. Чернокожий рабочий. Никто из них не шелохнулся, когда Хедли мучительно встал, ухватился за вертикальную опору и повис на ней, зажмурив глаза, глубоко дыша и с трудом глотая кровь.

В голове пульсировала боль. От Хедли разило: одежда пропиталась грязью и замусолилась. Подступила тошнота. Головокружение. Он немного прошел, шатаясь, и его вырвало на асфальт, прямо на туфли и отвороты штанин.

С грохотом подъехал автобус, нагруженный людьми: освещенная изнутри махина шумела, гремела и грозно сверкала огромными фарами. Хедли машинально попятился пред этим чудищем, отступив в темноту. Но тут он увидел подсвеченную табличку над лобовым стеклом автобуса:

САН-ФРАНЦИСКО

Хедли обуял страх, и он затрясся, задергался в ошеломительном приступе паники, точно кукла на проволоке. Он был в городе! Страх усилился, заслонив все остальное: Хедли был песчинкой, носившейся в безбрежном океане ужаса. Он задыхался, хватал ртом воздух, пытался выбраться на поверхность, силился вздохнуть, а волны страха с плеском набегали. Наконец Хедли удалось подавить его, отшвырнуть назад и вынырнуть.