– Садитесь, садитесь, успокойтесь! – крикнул он.

Все довольно засмеялись и продолжали вопить. Неру в раздражении соскочил с платформы прежде, чем его успели остановить, и стал руками усаживать людей на их места.

– Садитесь же, наконец! Мы не можем тянуть с выступлением бесконечно.

– Он пихнул меня на мое место, и очень сильно! – гордо сообщил один из собравшихся друзьям. Было ясно, что он еще долго будет хвастать этим.

Когда Неру вернулся на платформу, один из партийных функционеров стал представлять публике и превозносить кого-то еще из стоявших рядом.

– Достаточно, достаточно, открывайте собрание, – прервал его Неру.

Тогда другой функционер начал расписывать самого Неру, говоря, какая это для всех редкая честь и благословение – видеть его у себя, и называя его душой Конгресса, гордостью Индии, джавахаром и лалом[224] всего народа, его сокровищем, его любимцем.

Тут уж Неру рассердился не на шутку.

– Послушайте, вам что, совсем нечего делать? – процедил он разглагольствовавшему партийцу и обратился к Махешу Капуру: – Чем больше они говорят обо мне, тем меньше от меня пользы и вам, и Конгрессу, и народу. Скажите ему, чтобы замолчал.

Махеш Капур угомонил говорившего, и тот обиженно смолк. Неру немедленно приступил к своей сорокапятиминутной речи на хинди.

Люди внимали ему завороженно. Понимали они его или нет – трудно было сказать, потому что он бросал им в импрессионистской манере одну идею за другой, и к тому же его хинди был неидеален, но они слушали его и смотрели на него с благоговением.

Речь его вкратце сводилась к следующему:

Господин председатель и прочие, братья и сестры! Мы собрались здесь в тревожное время, но оно также и время надежд. С нами больше нет Ганди, и потому особенно важно, чтобы у вас была вера в будущее нации и в самих себя.

Весь мир переживает трудности. Возник корейский конфликт, конфликт в Персидском заливе. Вы, возможно, слышали о том, что Британия пытается подчинить своему влиянию Египет. Все это рано или поздно кончится плохо. Надо избегать этого. Мир должен научиться жить без войн.

У себя дома мы тоже должны сохранять мир. Мы люди терпимые и должны уважать других. Много лет тому назад мы потеряли свободу, потому что были разобщены. Мы не можем допустить, чтобы это повторилось. Страну ждет катастрофа, если ею будут управлять религиозные фанатики и коммуналисты всех мастей.

Мы должны перестроить наше мышление. Это главное. Индуистский кодекс – очень важная мера, его надо принять. Законы об отмене системы заминдари надо воплотить в жизнь во всех штатах. Мы должны смотреть на мир по-новому.

Индия – древняя страна с великими традициями, но время требует совместить эти традиции с наукой. Недостаточно победить на выборах, надо выиграть битву в производстве. Надо внедрять науку все шире и шире, производить все больше и больше. Руки всех граждан должны направлять плуг и управлять станком. Мощь наших рек надо укротить плотинами. Эти детища науки и современного мышления дадут нам воду для орошения полей и электричество. Питьевая вода, продукты питания, надежный кров, медицинское обслуживание и грамотность должны быть повсюду, в том числе и в деревнях. Мы должны развиваться, иначе будем отсталой страной…

Неру то погружался в воспоминания, то ударялся в поэтичность, то, увлекшись, принимался бранить публику. Он был, как люди чувствовали и раньше, довольно деспотичным демократом. Но они аплодировали ему почти независимо от того, что он говорил. Они радостно кричали, когда он упоминал колоссальные размеры Бхакрской плотины, одобрительно гудели, когда он корил американцев за притеснение Кореи, что бы это вообще ни было такое, Корея. Но особенно громко они вопили, когда в конце речи, как будто едва не забыв, он попросил их поддержать кандидата Конгресса. И люди верили, что Неру, победитель и герой борьбы за независимость, наследник Махатмы Ганди, не станет уговаривать их напрасно.

Неру всегда обращался к аудитории с подобными призывами лишь в последние минут десять своей речи. Он агитировал за партию Конгресс, которая добилась независимости страны и единственная среди всех партий могла сохранить ее целостность, за парламентского кандидата от Конгресса, очень достойного человека (имя его он забыл) и за его старого товарища и единомышленника Махеша Капура, который выполнил трудную и необходимую всему штату задачу по разработке законопроекта об отмене системы заминдари. Неру говорил о том, что в век торжества республиканизма еще остались люди, которые, цепляясь за пережитки прошлого, продолжают пользоваться феодальными привилегиями. Некоторые из них даже выступают в предвыборной борьбе в роли независимых кандидатов. Один подобный владелец огромного поместья использует в качестве эмблемы скромный велосипед. (Эта шпилька с местным колоритом была воспринята особенно хорошо.) Таких богачей немало, и это необходимо учитывать в своей политике. Неру призвал слушателей не доверять слепо их заявлениям об их бескорыстии и смиренности, а вспомнить, как в прошлом они угнетали простой народ и преданно служили британским хозяевам, которые в ответ защищали их земли и их доходы и покрывали их грехи. Конгресс не желает иметь ничего общего с реакционерами и охранителями феодального строя и для борьбы с ними нуждается в поддержке народных масс.

Когда слушатели, преисполнившись энтузиазма, стали кричать: «Конгресс зиндабад!» – или, еще хуже: «Джавахарлал Неру зиндабад!» – Неру сердито одернул их и велел кричать «Джай Хинд!».

На этом собрание закончилось, и он поспешил на следующее, как всегда опаздывая и раздражаясь из-за этого, – человек, чье большое сердце завоевывало сердца окружающих и чьи как будто бессвязные призывы к взаимному уважению позволяли плохо организованной и нестабильной стране и в эти ранние опасные годы независимости, и в течение всей его жизни оставаться по крайней мере свободной от систематического религиозного фанатизма.

17.35

Несколько часов, проведенных Джавахарлалом Неру в их избирательном округе, оказали сильнейшее воздействие на ход предвыборной кампании, и в особенности на положение Махеша Капура. Они возродили в нем надежду и придали новые силы местным работникам Конгресса. Избиратели также стали относиться к Махешу Капуру несравненно дружелюбнее. Если уж сам Неру, в котором они действительно видели душу Конгресса и гордость нации, назвал его своим «старым товарищем и единомышленником», то кто они такие, чтобы сомневаться в его кандидатуре? Если бы голосование проводилось на следующий день, а не через две недели, Махеш Капур, возможно, победил бы с большим отрывом и полетел бы домой как на крыльях, а точнее, на подоле пыльного ачкана Неру.

Визит Неру отчасти снял также межконфессиональное напряжение в округе. Мусульмане всей страны видели