В этом себе отдавали отчет и советские власти. Накануне Рождества 1943 г. они попытались вырваться из кровавого тупика на юге. Мощные удары по оси Житомир – Киев угрожали развалом северного крыла германской группы армий «Юг». Тем не менее немцы все еще цеплялись за рудники Никополя и Кривого Рога. Лишь в феврале их хватка была наконец разорвана и вермахт окончательно оставил днепровскую излучину[1983]. Фронт группы армий «Юг» удалось сохранить, но он опасно повис между Тернополем и Черным морем, не опираясь ни на какие естественные оборонительные позиции. И Красная армия снова в полной мере воспользовалась этим. 4 марта 3-я гвардейская танковая армия ударила строго на юг из Тернополя, разрушив всю оборону немцев на Украине. Немцы, подвергаясь натиску по всей линии фронта и стараясь удержать в подчинении своих румынских союзников, откатились сперва за Буг, а затем и за Днестр. Но даже на этом последнем, жизненно важном речном рубеже они не сумели воспрепятствовать Красной армии захватить плацдармы, с которых она собиралась начать следующее наступление – на Румынию[1984]. Йодль признавал, что оно нанесло бы смертельный удар по военной экономике Германии. Однако в первые месяцы 1944 г. более злободневной угрозой являлось неминуемое поражение люфтваффе. В начале 1944 г. ВВС армии США резко изменили расстановку сил в дневных боях, приняв на вооружение дальние истребители сопровождения нового поколения, по своим параметрам существенно превосходившие устаревшие «мессершмитты» Мильха. Отныне буквально тысячи «Мустангов» P-51S, оснащенных сбрасываемыми топливными баками, сопровождали бомбардировщики вглубь германской территории и сбивали перехватчики люфтваффе, прежде чем им удавалось приблизиться к строю бомбардировщиков. Важнейшим поворотным пунктом в воздушной войне обычно называют «Большую неделю» – с 20 по 25 февраля 1944 г.[1985] В течение шести дней подряд тысячи американских бомбардировщиков наносили удары по всем главным авиационным заводам Германии. Люфтваффе пережили эту неделю. Тем не менее американские ВВС дали понять немцам, что их ожидают совершенно неприемлемые темпы потерь. В феврале люфтваффе лишились трети своих истребителей и пятой части своих экипажей. В марте они потеряли более половины своих истребительных сил. В апреле было сбито 43 % истребителей, а в мае и июне уровень потерь колебался в районе 50 %. В течение первых пяти месяцев 1944 г. был убит или выведен из строя весь контингент летчиков-истребителей люфтваффе. Некоторым немецким асам удавалось прожить достаточно долго и одержать невероятное число побед, но продолжительность боевой карьеры среднего пилота люфтваффе отныне изменялась неделями[1986].

I

Перед лицом неминуемого исчезновения немецких военно-воздушных сил Рейхсминистерство авиации по примеру флота решило связать свою участь с Министерством вооружений Шпеера. Результатом этого решения стало создание так называемого Истребительного штаба (Jagerstab). Формально его возглавлял Альберт Шпеер. Однако в первые недели 1944 г. Шпеер, измотанный чрезмерной нагрузкой, тяжело заболел. Вплоть до начала мая он был освобожден от повседневной работы в Берлине. По этой причине Эрхард Мильх, «пожертвовавший» независимостью Министерства авиации, по крайней мере до лета фактически по-прежнему руководил авиационным производством[1987]. Однако теперь он мог воспользовался жестокостью и энергичностью Карла-Отто Заура, опытом старших должностных лиц из министерства Шпеера и специфическими услугами со стороны генерала С С Каммлера .Jagerstab, обладавший бесспорным приоритетом во всей военной экономике и уполномоченный на принятие любых мер, способствующих росту производства, успешно совершил еще одно «оружейное чудо». В смысле веса планеров производство самолетов с февраля по июль 1944 г. выросло вдвое. Рост числа собранных самолетов был еще более впечатляющим – с 1323 в феврале 1944 г. до 3538 в сентябре, включая почти 2900 истребителей.

Именно этому неожиданному и запоздалому всплеску авиационного производства министерство Шпеера и обязано своей легендарной репутацией. По состоянию на январь 1944 г. объемы производства вооружений в Германии после двух лет руководства Шпеера «всего» на 130 % превышали уровень, существовавший на момент его вступления в должность[1988]. После печальных событий, произошедших в июле 1943 г., стабильного роста производства вообще не наблюдалось. Но в феврале 1944 г. индекс производства вооружений, на регулярной основе вычислявшийся плановым отделом Ганса Керля, внезапно устремился вверх и всего за пять месяцев вырос на 50 %. Если считать индекс производства вооружений на момент назначения Шпеера равным юо, то в феврале 1944 г. он составлял 230, а к июлю 1944 г. вырос до рекордной величины в 330. И две трети этого прироста приходились на запоздалые триумфы «Истребительного штаба». При этом Шпеер и Заур прекрасно осознавали значение этого поразительного позднего всплеска для репутации их министерства. Он представлял собой идеальную заключительную главу для пропагандистского сюжета об «оружейном чуде». Министерство вооружений последовательно подчиняло себе все ключевые элементы немецкой военной экономики: сперва армейское производство и Reichsbahn, потом танковую программу, затем программу строительства подводных лодок и, наконец, такие чудеса, как Mittelbau и Фау-2. И вот теперь Шпеер и его люди занялись спасением люфтваффе. При этом секрет их успеха всегда оставался тем же самым: «рационализация» в сочетании с «личной ответственностью промышленности».

По необъяснимой причине следователи союзников, в 1945 г. начавшие копаться в руинах немецкой военной экономики, приняли эти россказни за чистую монету, в качестве одного из главных источников информации о военной промышленности Рейха выбрав не кого-нибудь, а самого Карла-Отто Заура[1989]. На самом же деле, как и в случае с программой строительства подводных лодок и предшествовавшей ей танковой программой «Адольф Гитлер», к истории «Истребительного штаба» в изложении Заура – Шпеера следует подходить с крайней осторожностью. Бесспорно то, что Jagerstab вывел принуждение в военной экономике на новый уровень и что это относилось и к управленческим кадрам, и к рабочей силе, но прежде всего к различным категориям иностранной рабочей силы, занятой в авиационном производстве[1990]. В этой связи Мильх предстал перед Нюрнбергским трибуналом, обвиняясь в преступлениях против человечества. Каким образом Заур не попал на скамью подсудимых – понять сложно. В случае «Истребительного штаба» система «личной ответственности промышленности», поднятая на щит сперва Тодтом, а затем Шпеером, вполне определенно вылилась в диктатуру, не ограниченную никакими законами или критериями цивилизованности. После первой волны американских авианалетов, пришедшейся на конец февраля 1944 г., Заур и Мильх объехали все авиационные заводы на специальном поезде, носившем кодовое название Hubertus, и вершили из него скорый суд над управляющими заводов, которых сочли не справляющимися со своими обязанностями[1991]. В Регенсбурге они предали военному трибуналу двух немецких подрядчиков, которые якобы задерживали реконструкцию завода Мессершмитта, требуя разумных условий проживания для своих работников-немцев[1992]. 25 марта Эрхард Мильх выступил перед инженерами и главными интендантами ВВС и в самых драматических выражениях ознакомил их с работой «Истребительного штаба»: