II

Кто бы в конечном счете ни был автором этих достижений, Jagerstab летом 1944 г. превратился в трамплин для очередной пропагандистской кампании, сопровождавшей еще одну, на этот раз последнюю, радикализацию военной экономики. Оправившись после продолжительной болезни, Альберт Шпеер снова энергично заявил о себе как о спасителе нацистского режима. Пропаганда «оружейного чуда» возобновилась в первых числах мая 1944 г. с выступления Шпеера перед рабочими верфей, в котором он превозносил их достижения при освоении поточного производства подводных лодок новой, XXI серии. При этом он обошел молчанием тот факт, что ни одна из этих лодок не могла выйти в море раньше начала следующего года и что ни одну из них не удалось бы довести до боеспособного состояния раньше, чем к апрелю 1945 г. 9 июня, сразу же после высадки союзников в Нормандии, Шпеер сплотил силы Рура лекцией, которая так и называлась – «Чудесное вооружение» (Das Wunder der Rustling)*[2012]. Из текста этого выступления, а также из последующих замечаний Шпеера на пресс-конференции для избранных журналистов становится ясно, что Шпеер ощущал обязанность защищать систему «личной ответственности», игравшую такую центральную роль в мифологии его режима. Его система подвергалась критике, исходившей как со стороны промышленников, так и из самого министерства. Такие радикалы, как Ганс Керль, стремились преобразовать все более хаотичную систему комитетов, кружков и чрезвычайных штабов в постоянную и четкую управленческую структуру, опирающуюся на согласованную налогово-бюджетную политику[2013]. Однако в то же самое время Шпеер встречал нараставшее недовольство деловых кругов, выступавших против все более суровых вмешательств со стороны его министерства[2014]. Столкнувшись с этими разнонаправленными тенденциями, Шпеер разыграл свою самую сильную карту: превосходные отношения с фюрером. После октября 1943 г. они пережили сложные времена, но в мае 1944 г. Шпеер снова стал близким к фюреру человеком. Несмотря на то что здоровье Гитлера сильно ухудшилось и он все чаще отказывался от публичных выступлений, он согласился оказать Шпееру поддержку своим присутствием на важном мероприятии. 24–25 июня Шпеер в условиях строжайших мер военной безопасности провел в Линце совещание с участием 300 ключевых фигур военной экономики[2015]. Аудитории была предложена плотная программа лекций. Выступление самого Шпеера продолжалось три часа и было обильно проиллюстрировано слайдами и графиками, иллюстрировавшими триумфы Рейхсминистерства вооружений и достижения главных сотрудников Шпеера – Заура, Дегенкольба, Шибера и др. Эта презентация была призвана оправдать раскритикованную систему «личной ответственности» и продемонстрировать то, что военная экономика не смогла бы без нее обойтись. По вечерам присутствующим поднимали настроение концерты классической музыки (включая Брукнера), камерной музыки, исполненной на исторических инструментах, и выступление Герберта фон Караяна[2016]. Для избранной группы делегатов главным событием стал состоявшийся 26 июня визит в Платтенхоф в Берхтесгадене, где им посчастливилось услышать последнюю публичную речь Гитлера, фактически написанную Шпеером. В ней снова повторялась та тема, которую Министерство вооружений проталкивало в течение двух предыдущих месяцев: ключ к успеху – «ответственность самой промышленности». Достижения до сего момента были чудесными. Пораженчество ничем не оправдано. Но для того, чтобы одолеть врагов, Германия должна сделать еще одно, последнее, усилие. Если немецкая промышленность не сумеет ответить на вызов войны, это будет иметь катастрофические последствия. Шпеер явно хотел подчеркнуть конкретно этот момент. Германии не стоило ждать милосердия – даже со стороны западных союзников. Заметки Шпеера для Гитлера в этом отношении были категоричны: «Если война будет проиграна безжалостная ликвидация немецкой промышленности ради устранения конкуренции на мировых рынках. У врага есть конкретные экономические планы, которые это подтверждают»[2017]. Оправданны буквально любые жертвы, способные предотвратить этот ужасный исход. Необходимо мириться с жестокими методами «Истребительного штаба». Но деловые круги Германии могут рассчитывать на возвращение к свободе предпринимательства после того, как будет одержана победа. Как выразился Шпеер/Гитлер, «Когда наша победа решит участь войны, для частной инициативы немецкого бизнеса наступит величайший этап!». Гитлер пообещал, что немецкий бизнес, «возможно, ожидает такое процветание, какого он еще не видел»[2018]. В разгар все более сурового принуждения Шпеер убедил Гитлера официально озвучить его веру «в дальнейшее развитие человечества посредством содействия частной инициативе, которую я считаю единственной предпосылкой всякого реального прогресса».

Трудно себе представить, насколько избито должны были звучать подобные фразы среди ужасов 1944 года. Ганс Керль в своих мемуарах вспоминает, как он был потрясен деградацией Гитлера, выглядевшего больным и старым человеком[2019]. Однако это разочарование было отнюдь не всеобщим. Одним из тех, кто активнее всего добивался, чтобы Гитлер сделал публичное заявление в поддержку предпринимательской инициативы, был Вальтер Роланд, к тому моменту возглавивший Verei-nigte Stahlwerke и остававшийся одним из главных сторонников Шпеера в тяжелой промышленности. Через несколько дней после выступления Гитлера Роланд писал Шпееру, поздравляя его с «совещанием по вооружениям, которое прошло действительно превосходно»[2020].

Если Гитлер выглядел в Линце расстроенным, то для этого имелись все основания. 6 июня британцы и американцы наконец высадились во Франции[2021]. Как и следовало ожидать, подавляющее превосходство союзников в воздухе не позволило вермахту быстро отреагировать и сбросить пришельцев обратно в море. В день «Д» все самолеты люфтваффе на западе совершили всего 275 вылетов по сравнению с 14 тыс. вылетов авиации союзников[2022]. Три недели спустя британцы разнесли в пыль Кан, а американцы угрожали отрезать десятки тысяч германских солдат в Бретани. Однако битва на западе была мелкой и неторопливой по сравнению с эпической драмой, разворачивавшейся на востоке[2023]. 22 июня, в третью годовщину германского нападения на Советский Союз, Красная армия начала операцию «Багратион» против немецкой группы армий «Центр»[2024]. Маршалы Жуков и Василевский, дополнив количественное и качественное превосходство своей техники и вооружения превосходной разведкой и снабжением, осуществлявшимся с помощью американских грузовиков и полугусеничных машин, провели то, что многими называется «самой впечатляющей сухопутной операцией войны»[2025]. В течение нескольких дней были уничтожены три немецкие армии. К 4 июля советские войска освободили Минск и далеко продвинулись к польской границе, п июля вермахт доносил о том, что группа армий «Центр» потеряла 28 дивизий и 300 тыс. человек. К концу битвы за Белоруссию эта цифра выросла до 450 тыс.[2026] По широким московским проспектам унылым маршем прошли гигантские колонны пленных немцев. 24 июля части левофланговых армий маршала Константина Рокоссовского освободили первый крупный концентрационный лагерь – Майданек под Люблином. Четыре дня спустя, продвинувшись за шесть недель почти на 600 км, Красная армия наконец была остановлена у предместий Варшавы. После трех лет ожесточенных боев вермахт отступил на те позиции, с которых он нанес удар в июне 1941 г.