в цензуру, у нас нет. Скорее всего, отказ он получил в ходе неофициальных переговоров с М. Я. фон Фоком в октябре 1824 г. (см.: Летопись жизни и творчества Александра Сергеевича Грибоедова, 1790–1829 / Сост. Н. А. Тархова. М., 2017. С. 218–219).

1486

В сохранившихся письмах Грибоедова эта тема не затрагивается.

1487

Сцена из 1-го действия была впервые исполнена в Александринском театре 2 декабря 1829 г., 3-е действие – 5 февраля 1830 г., 4-е действие (вместе с 3-м) – 16 июня 1830 г. Целиком пьеса была сыграна 26 января 1831 г. (см.: История русского драматического театра. М., 1978. Т. 3. С. 236).

1488

См.: Булгарин Ф. В. Воспоминания о незабвенном Александре Сергеевиче Грибоедове // Сын Отечества и Северный архив. 1830. № 1. С. 3–42. Выпущен был и отдельный оттиск воспоминаний.

1489

По-видимому, речь идет о памятнике на могиле Грибоедова, поставленном его женой Н. А. Грибоедовой, на котором сделана надпись: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?».

1490

В 1831 г. о разрешении на публикацию ходатайствовали сестра Грибоедова М. С. Дурново и вдова Н. А. Грибоедова, представив рукопись в Московский цензурный комитет. Цензор Л. А. Цветаев не одобрил рукопись к публикации, цензурный комитет и Главное управление цензуры с этим решением согласились, однако министр народного просвещения С. С. Уваров обратился к царю, и тот позволил, наконец, опубликовать «Горе от ума», но только по тому урезанному варианту, который исполняется в императорских театрах. 21 августа 1833 г. Цветаев подписал цензурное разрешение. См.: Пиксанов Н. К. История текста «Горя от ума» и принципы настоящего издания // Грибоедов А. С. Горе от ума. М., 1988. С. 402–404.

1491

Пьеса вышла из печати в конце следующего года, причем издана она была не Смирдиным: Грибоедов А. С. Горе от ума: комедия в 4 д. М.: тип. А. Семена, при Имп. мед. – хирург. акад., 1833.

1492

Булгарин 22 февраля 1830 г. обращался к А. Х. Бенкендорфу с просьбой о посредничестве по поводу денежных претензий сестры Грибоедова М. С. Дурново. Давая подробный документированный отчет о расходовании доверенных ему денег Грибоедова, он писал также следующее: «Всем в России известно, какая тесная дружба связывала меня с покойным Грибоедовым. Мы любили друг друга более, нежели братья. У нас все было общее, но как он частенько нуждался в деньгах, а я имел их, то разумеется, что в денежных делах я имел случаи оказать ему услуги, хотя все делалось у нас на слово. – Грибоедов брал у меня деньги, выписывал вещи из Петербурга в Тифлис, уплачивал и снова забирал. Из прилагаемых писем его ко мне Вы изволите усмотреть, что он верил мне более, нежели ближайшей родне своей. Я у него был род дядьки и занимался всем до него касающимся» (Видок Фиглярин. С. 389). Сохранилась карандашная записка А. Х. Бенкендорфа по поводу данного письма, адресованная М. Я. Фоку: «Я очень охотно беру на себя обязанность посредника, но не вижу, с кем должен иметь дело. Мать жаловалась ли? и кому? Жена требует ли отчета и есть ли настоящая наследница? Или сестра? Нужно все сие объяснить и указать мне лицо, с которым я должен переписываться или объясниться словесно. Все сии бумаги прошу хранить покаместь в вашей канцелярии» (Там же. С. 392). Как развивались события дальше, нам не известно. Но, судя по всему, никаких неприятностей на этой почве у Булгарина не было. См. также: Пиксанов Н. Столкновение Булгарина с матерью Грибоедова // Русская старина. 1905. № 12. С. 706–718.

1493

Статьи, о которых пишет Булгарин, в СП опубликованы не были.

1494

Речь идет о рубрике СП.

1495

Дондуков-Корсаков 21 января написал по поводу жалобы Булгарина министру народного просвещения С. С. Уварову. Оказалось, что на присланных Булгариным статьях не было подписи и не было разрешения министра императорского двора князя П. М. Волконского. Дондуков-Корсаков просил снестись с Волконским и А. Х. Бенкендорфом, чтобы пропущенные статьи ими подписывались. Уваров 24 января ответил, что соответствующего распоряжения по министерству не было и все статьи подвергаются общей цензуре, но предварительно статьи о театре представляются в канцелярию министра двора.

1496

Имеется в виду писатель И. И. Панаев.

1497

В 1841 г. в СП была напечатана рецензия Л. Л. (псевдоним В. С. Межевича) на альманах «Русская беседа» (СПб., 1841. Т. 1), в котором был напечатан рассказ Панаева «Барыня». Межевич писал: «Г. Панаев не мастер создавать ни завязки, ни происшествий, ни характеров; но он изрядно иногда списывает портреты, особенно людей того круга, к которому он сам принадлежит и который хорошо знаком ему. Так, например, в одной из своих повестей (кажется, под названием “Прекрасный человек”) он описывает старушку, не помним ее имени, с седыми усами и бородкою, и ее прелестных племянниц так живо и правдоподобно, как может описать только тот человек, который родился и вырос посреди этого милого общества, сроднился с ним всею силою души своей» (СП. 1841. № 254. 12 нояб.). Здесь был сделан оскорбительный намек, поскольку в соответствующей главе упомянутой повести говорилось о публичном доме. Панаев вспоминал: «При напечатании одной из моих повестей <…> “Северная пчела” отозвалась, что хотя она не имеет удовольствия знать меня лично и не слыхала, к какому обществу я принадлежу, но судя по тому, что я недурно изображаю мирок мелких чиновников, я, вероятно, должен принадлежать к этому мирку. В заключение “Пчела” замечала, что я до такого совершенства изучил известного рода старушек, у которых собираются молодые девицы для приятного препровождения времени с молодыми людьми, и так верно изображаю подобные дома, что можно заключить, будто я родился и воспитывался в одном из таких домов. Эта милая выходка подала повод к большим толкам между многими из тех литераторов, которых Булгарин считал своими врагами, и когда я дня через два после этого приехал к князю Одоевскому, Одоевский, граф Соллогуб и Башуцкий встретили меня тем, что я непременно должен жаловаться на Булгарина; что такая наглость и гнусность не может остаться безнаказанной; что сегодня он оскорбил меня, завтра может оскорбить кого-нибудь из них, и проч. Я, однако, жаловаться не решился; но граф Соллогуб при встрече с председателем ценсурного комитета князем Дундуковым-Корсаковым рассказал ему о выходке “Пчелы” против меня. Князь Дундуков спросил в комитете, кто из ценсоров пропускал тот