Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Валентиниан сдерживает корыстолюбие духовенства. 370 год. Император Валентиниан подал первый пример тех строгих постановлений, с помощью которых мудрость новейших законодателей пыталась положить пределы богатству духовенства и сдерживать его корыстолюбие. Эдикт[357], с которым он обратился к римскому епископу Дамасию, был публично прочтен в городских церквах. Он убеждал духовенство и монахов не посещать дома вдов и девиц и грозил в случае неповиновения подвергать их наказаниям через посредство гражданских судей. Духовникам было запрещено принимать от их духовных дщерей какие-либо подарки путем завещаний или наследств; всякое завещание, составленное в нарушение этого эдикта, признавалось не имеющим силы, а противозаконный дар отбирался в пользу государственной казны. Таким же ограничениям, как кажется, были подвергнуты последующими постановлениями монахини и епископы; всем лицам духовного звания было запрещено что-либо получать по завещаниям, и они были обязаны довольствоваться естественными и легальными правами наследования. Валентиниан, считавший своей обязанностью охранять семейное счастье и семейные добродетели, прибегнул к этому сильному средству против распространения зла. В столице империи женщины из знатных и богатых семейств нередко получали по наследству значительные состояния, которыми распоряжались совершенно самостоятельно; многие из них переходили в христианство не только с хладнокровием убеждения, но даже с пылкостью сердечного влечения и, может быть, из желания не отставать от моды. Они приносили в жертву удовольствия, доставляемые нарядами и роскошью, и из желания похвастаться своим целомудрием отказывались от радостей супружеской жизни. Лица духовного звания, отличавшиеся действительной или мнимой святостью, избирались ими, для того чтобы руководить их пугливой совестью и доставлять развлечение для праздной нежности их сердца, а безграничное доверие, которым они спешили награждать своих наставников, нередко употреблялось во зло теми плутами и энтузиастами, которые спешили туда с самых отдаленных концов Востока с целью насладиться на более блестящем поприще привилегиями монашеской профессии. Благодаря тому что эти люди отрекались от мирских благ, они незаметным образом приобретали все эти блага — и горячую привязанность молодой и красивой женщины, и изысканную роскошь домашней обстановки, и почтительную услужливость рабов, вольноотпущенных и клиентов сенаторской семьи. Громадные состояния знатных римлянок мало-помалу истрачивались на щедрые подаяния и дорогостоящие странствования по святым местам, и хитрый монах, удержавший за собой первое или, быть может, даже единственное место в завещании своей духовной дщери, имел смелость заявлять с льстивой вкрадчивостью лицемерия, что он был лишь орудием благотворительности и экономом бедняков.
Доходное, но гнусное ремесло, которым занималось духовенство с целью обирать законных наследников, возбудило общее негодование даже в век суеверий, и двое из самых почтенных отцов латинской церкви были достаточно честны, для того чтобы признаться, что унизительный для них эдикт Валентиниана был справедлив и необходим и что христианское духовенство заслуживало потери такой привилегии, которой еще пользовались комедианты, возницы и служители идолов. Но мудрость и авторитет законодателя редко одерживают верх в борьбе с бдительной изворотливостью личных интересов, а потому и Иероним, и Амвросий могли спокойно одобрять справедливость закона, который хотя и был благотворен, но был неисполним.
Внешние войны. 364–375 годы. Когда воля военачальников и армии вручила скипетр римской империи Валентиниану, его репутация, военные дарования и опытность, а также его непреклонная привязанность и к формам, и к духу старинной дисциплины были главными мотивами этого благоразумного выбора. Настойчивость, с которой войска требовали от него назначения соправителя, была вызвана опасным положением общественных дел, и сам Валентиниан сознавал, что дарований самого деятельного ума было недостаточно для обороны отдаленных одна от другой границ империи, которая со всех сторон подвергалась нападениям. Лишь только смерть Юлиана избавила варваров от страха, который внушало им одно его имя, они поднялись и с востока, и с севера, и с юга с целью грабежа и завоеваний. Их вторжения причиняли много беспокойств, а иногда даже были очень грозны, но в течение двенадцатилетнего царствования Валентиниана его твердость и бдительность охраняли его собственные владения, а его могучий гений как будто вдохновлял его слабого брата и руководил его действиями. Если бы мы стали излагать факты в хронологическом порядке, мы дали бы читателю более ясное понятие о настоятельных и разнообразных заботах двух императоров, но тогда его вниманию мешали бы сосредоточиваться скучные и отрывочные подробности. Поэтому мы более наглядно изобразим военное положение империи в царствование Валентиниана и Валента, если будем говорить отдельно о каждом из пяти главных театров войны: 1. Германии; 2. Британии; 3. Африки; 4. Востока; 5. Дуная.
I. Германия. Алеманны вторгаются в Галлию в 365 году. Послы алеманнов были оскорблены грубым и высокомерным обхождением государственного министра Урзация, уменьшившего из неуместной бережливости и ценность, и количество подарков, на которые они имели право, в силу обычая или договора, при восшествии на престол нового императора. Они не скрывали, что глубоко чувствуют обиду, нанесенную их нации, и уведомили об этом своих соотечественников. Мысль, что к ним относятся с презрением, раздражала вспыльчивых алеманнских вождей, и воинственное юношество стало массами стекаться под их знамена. Валентиниан еще не успел перейти Альпы, как галльские селения уже были объяты пламенем, а военачальник Дагалайф еще не успел настигнуть алеманнов, как пленники и добыча уже были ими укрыты в германских лесах. В начале следующего года военные силы всей нации перешли глубокими и густыми колоннами через Рейн во время суровой северной зимы. Два римских комита были разбиты и смертельно ранены, а знамя герулов и батавов попало в руки победителей, которые с оскорбительными для римлян возгласами и угрозами стали